Андрей Белый - Воспоминания о Штейнере

Все ждали жеста: на чистоту!

Таким жестом считаю пять лекций его о культуре, прочитанных в нашей — столярне уже в ноябре [346].

В них с горячностью были поставлены образы итальянской, французской, английской, немецкой культуры: прошли — Кампанелла, семнадцатое столетие во Франции; встал и немецкий "француз" (в освещении доктора) Лейбниц; Шекспир [347], Ньютон, Шиллер и Гете показаны были; встал образ России, протянутой к будущему, к стране духа [348]; все были в восторге: французы, австрийцы, и немцы, и русские; доктору удалось умирить национальные страсти, поднявши проблему единой культуры, великой культуры; и все повернулись друг к другу в лучах его слов; атмосфера тяжелая пресуществилась; иные горячки открылись; но с национальной горячкой — покончено было: и представители воюющих наций мирились теперь.

Обиделись только швейцарцы: о немцах, о русских, об англичанах сказал он; а, — как же с Швейцарией? Доктор ответил публично, что в лекции о Германе Гримме показан "прекрасный швейцарец"! [349]

Но принеся жертвы глупости, он сетовал громко: в такой атмосфере почти невозможно работать ему.

Пятнадцатый год — море забот, выступившее из осевшего быта военного; он сказывался и в Швейцарии; и он осложнялся специфичностью нашего положения. Обнаружилось и конкретное непонимание художественных заданий, обострившее отношения партийностью художников — академистов, импрессионистов и футуристов; задания доктора взывали к трактовке разных школ; так: стекольщики распались в две партии: одна полагала: в "детских" набросках к стеклу, данных доктором, — наличие оригинального стиля; темы — символы ПУТИ ПОСВЯЩЕНИЯ — независимо от эстетики их, вызывали мысль: автор рисунков — духовный водитель; стало быть: духовный реализм подачи деталей рисунков должно взять на учет; так полагал Тадеуш Рихтер (поляк), кому еще с основания Гетеанума доктор отдал резьбу по стеклу и который до осени 15 года стоял во главе мастерской; так полагали работающие у него: А. А.Т., Ледебур (голландец), берлинка художница фрейлен фон-Орт, вышедшая замуж за русского "Л", сам "Л", единственный по работоспособности и по таланту трактовки; но Рихтера мобилизовали; исчез он из Дорнаха; стекольная мастерская попала к "С", выписанному Рихтером из Польши и мнившему о себе невесть что; он решил: эскизы Штейнера НАИВНЫ, беспомощны; он их заменил внешне эффектным, но пустым модернизмом а-ля Выспянский [350]; убежденье ж работников по стеклу: мысль доктора следует сохранить; "С" же заставил работать по — своему; группа его полагала: ряд ценных стекол испорчен: кричал с них дешевый модернизм, а не мысль доктора; молодежь спасала, как могла, СТИЛЬ эскизов; в мастерской были сцены; хотелось порой и мне скрежетать зубами от злобы на пошлую тупость варшавского "гения".

Слухи о недоразумениях в мастерской взволновали и "генералов" от строительного "бюро"; и д-р Гросхайнц появился "ревизовать" мастерскую; что мог он, вешавший в своем зубоврачебном кабинете Беклиа [351], тут понять? "С" [352]его встретил пышно и сумел втереть очки своею модернистической пошлятиной; мы — рвали волосы, когда узнали: стиль "С" получил апробацию; это значило: забракован доктора [доктор]; пленяла новизна техники резьбы (первый опыт), пленял материал стекла, пленяло искусство, с которым справились работающие, а не "С".

Ну, а — сам доктор? Он — то как реагировал?

Входя в детали резных, инженерных, бетонных и прочих работ, проявляя энергию всюду, он шел по зову работающих; так сложилось с резьбой, когда резчики проявили желание войти в нерв задания его; он — явился; он — обходил каждый день группы резчиков, останавливаясь у каждой; и углем прочерчивал детали работы; тут он был уверен, что ждут его, что его указания действительно облегчают работу; ведь ради удобства контакта с ним резчики свергли руководительство Катчер, поставленной самим доктором на работу, когда убедились, что Катчер не справится с замыслом доктора; так власть Катчер сменилась властью совета руководителей группы; были группы и был ритмизатор: сам доктор; работа пошла превосходно; "анархия" (внешняя) спасла замысел целого (монархия чуть не провалила его).

То же могло быть со стеклами; об этом мечтали стекольщики; Рихтер — не "метр", а товарищ; и доктор являлся к нему ежедневно, но в "домике Рихтера" (так звали мы мастерскую стекольную) вдруг появился "монарх", гений, тон давший такой, что работающие скрежетали зубами, а доктор скромнейше исчез из "стекольной"; Рихтер перед отъездом сознавший ошибку свою, что сам вызвал "С" из Варшавы, просто из кожи лез, чтобы "С" ему не "наследовал", и предлагал мастерскую сдать А. А. Тургеневой (форма): спасти автономию группы стекольщиков; А. А. Тургенева убоялась ответственности; и — убоялась "козней" варшавского гения; этот проект не прошел.

Доктор, весьма не любивший интриг, осложненных войною, уже заподозренный "паном" в симпатиях к нам, знал, что "пан" представлял в политическом отношении опасность для Дорнаха, как ярый "Антантофил", ярко окрашенный католичеством; он мог очень и очень вредить язычком, уж и так змея — сплетня заползала; он от стекла ради РИТМА работ отмахнулся; не звали на помощь — ушел; являлся он изредка, лишь для проформы: держался лишь "светски", хвалил мастерство выполнения; в стиле "С" был внешний блеск, и была — загогулина; эдакое "ччерт возьми" гениальной натуры! Доктор пекся о том, чтобы "натура", его отстранившая, дела не бросила б в миг критический.

Когда разыгрался на стеклах уже инцидент с молодежью, спасавшей план доктора, он стушевался; и судьбы стекла разрешил зубной врач, вкусы коего не поднимались выше слащавостей Беклина. Инцидент со стеклом предоставил другим разрешать: из "политики"; где было проще, он вмешивался: по — простецки.

Доктор Гросхайнц, состоятельный врач, пренаивно в приемной повесивший Беклина; и — молодежь: футуристы и сверхфутуристы! Бывали средь них старики — бунтари (как старик Вегелин); эта публика с пылом работала, силилась выволокнуть Гетеанум из всяких ухабов; то — партия резчиков; нос суя всюду, наталкивалась на маститую публику (с выслугой лет, но без стажа в искусстве); но то — авансцена; подчас за кулисами разыгрывадася далекая линия; доктор Гросхайнц в эту пору кипел против немцев; военные "немцы", — бродя среди нас, незаметно науськивали молодежь на Гросхайнца, использовав "пороки" юности; и выдвигая предлог: дом Гросхайнца, к которому доктор модель уже дал, по их мнению слишком придвинувшийся к Гетеануму, будет его заслонять; им хотелось Гросхайнца с холма ССАДИТЬ по — просту. Искра — пала; был — взрыв; мы шумели: "Как, бюргер Гросхайнц заслоняет своим обиталищем бюргерским наш Гетеанум? — Нет, мы не позволим: и вырвем наш холм из лап "собственника"". Старики агитировали и созвали собрание резчиков; председательствовал Вегелин; резолюцию вынесли: "Мы, художники — резчики, требуем, чтобы частные постройки не строились около Гетеанума. Недопустимо, чтобы у храма культуры сушилось бы белье на веревках!"