Плутарх - Сравнительные жизнеописания в 3-х томах

Из всех случайностей человеческой жизни самая удивительная выпала на долю Кассия. Потерпев поражение при Филиппах [2264], он покончил с собой, заколовшись тем самым коротким мечом, которым убил Цезаря.

Из сверхъестественных же явлений самым замечательным было появление великой кометы, которая ярко засияла спустя семь ночей после убийства Цезаря и затем исчезла, а также ослабление солнечного света. Ибо весь тот год солнечный свет был бледным, солнце восходило тусклым и давало мало тепла. Поэтому воздух был мутным и тяжелым, ибо у солнечной теплоты не хватало силы проникнуть до земли; в холодном воздухе плоды увядали и падали недозрелыми. Явление призрака Цезаря Бруту показало с особенной ясностью, что это убийство неугодно богам. Вот как все происходило. Брут намеревался переправить свое войско из Абидоса на другой материк [2265]. Как обычно, ночью он отдыхал в палатке, но не спал, а думал о будущем. Рассказывают, что этот человек менее всех полководцев нуждался в сне и от природы был способен бодрствовать наибольшее количество времени. Ему послышался какой-то шум около двери палатки. Осмотрев палатку при свете уже гаснувшей лампы, он увидел страшный призрак человека огромного роста и грозного на вид. Сначала Брут был поражен, а затем, как только увидел, что призрак бездействует и даже не издает никаких звуков, но молча стоит около его постели, спросил, кто он. Призрак отвечал: «Брут, я — твой злой дух. Ты увидишь меня при Филиппах». Брут бесстрашно отвечал: «Увижу» — и призрак тотчас же исчез. Спустя недолгое время Брут стоял при Филиппах со своим войском против Антония и Цезаря. В первом сражении он одержал победу, обратив в бегство стоявшую против него армию Цезаря, и во время преследования разорил его лагерь. Когда Брут задумал дать второе сражение, ночью к нему явился призрак; он ничего не сказал Бруту, но Брут понял, что судьба его решена, и бросился навстречу опасности. Однако он не пал в сражении; во время бегства своей армии он, как сообщают, поднялся на какой-то обрыв и, бросившись обнаженной грудью на меч, который подставил ему кто-то из друзей, скончался.

В отличие от I тома настоящего издания примечания к II тому более пространны. Мы комментировали мифологические имена и названия местностей, подробнее излагали события, вскользь упоминаемые Плутархом. Со всем тем в нашу задачу ни в коей мере не входило дополнение или исправление автора: мы составляли именно примечания, а не комментарии. Поэтому, когда текст понятен сам по себе, к нему не делается никаких пояснений, хотя бы другие источники давали к тому щедрые возможности.

Семь из восьми римских биографий тома — от «Мария» до «Цезаря» — словно продолжают одна другую, образуя как бы единое повествование. Поэтому, если то или иное событие или имя встречалось или комментировалось в предыдущем жизнеописании, в дальнейшем, за редкими исключениями, оно уже не объясняется. Равным образом отсылки делаются, как правило, только вперед; например, в примечаниях к «Крассу» мы отсылаем читателя к биографиям Помпея и Цезаря, но не наоборот. Это относится и к таким «смежным» жизнеописаниям, как «Лисандр» и «Агесилай», «Эвмен» и «Александр».

Мы пользуемся случаем, чтобы выразить глубокую признательность профессору Конрату Циглеру (Геттинген), приславшему нам 5-й том своего нового немецкого перевода «Сравнительных жизнеописаний».

-

I. Оратор Демад [2267], который угодничеством перед македонянами и Антипатром [2268]приобрел в Афинах большую силу, но часто бывал вынужден выступать вопреки достоинству и обычаям своего города, любил оправдывать себя тем, что управляет лишь обломками государственного корабля. В устах Демада эти слова звучали слишком дерзко и вызывающе, зато, как мне кажется, их вполне можно применить к Фокиону и его деятельности на государственном поприще. Демад сам был погибелью для государства, отличаясь и в частной жизни и у кормила правления такой разнузданностью, что как-то раз, когда Демад уже состарился, Антипатр сказал: «От него, как от закланной жертвы, остались только язык да потроха». А высокие достоинства Фокиона в самих обстоятельствах тогдашнего времени встретили грозного и жестокого противника, и славу их помрачили и затуманили несчастия Греции. Не надо прислушиваться к стихам Софокла [2269], где он изображает доблесть бессильной: