Анатолий Мордвинов - Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Каждый англичанин, даже из средних слоев, всегда мужественен, ценит справедливость и особенно свою личную независимость. Это стремление к самостоятельности у него доходит до крайности. Житель большого острова, каждый англичанин, представляет собою, в своем внутреннем мире, отдельный островок среди остального населения с собственным домом, вокруг которого бессильно бушует житейское море. По своему характеру он является наиболее сильным и стойким противником коммунизма, даже будучи членом рабочей партии. Англичанин не может ни при каких обстоятельствах не сознавать себя одиноким. Это чувство ему порою самому бывает очень тягостно. Он стремится посещать общество, состоит всегда членом какого-нибудь клуба, любит денежные дела, спорт и путешествия, но и там, торгуя, смеясь, играя и переезжая с места на место, он остается существом все же обособленным от других, быть может, и потому, что глубоко внутри себя таит большую долю мечтательности, даже фантазии…

В тот же вечер гофмаршал Фредерик мне сообщил, что он потому так настаивал на моем сегодняшнем присутствии у них на обеде, что благодаря приезду королевы они почти все были налицо во дворце, и я мог скорее и ближе узнать моих новых знакомых. Но что, конечно, в следующие дни, если мне почему-либо будет удобнее обедать в другое время, то обед может быть мне подан когда угодно в мою комнату.

Он только просит всех собираться к утреннему завтраку, так как тогда уже выясняется распределение дня королевской семьи и легче будет сообщить каждому о касающихся его распоряжениях.

Он прибавил при этом, что в мое распоряжение предоставлен их придворный экипаж и такой же экипаж и для нашей русской прислуги.

Около полуночи я вернулся к себе наверх и мог осмотреться. Моя громадная, красивая и уютная комната, видимо, раньше не была предназначена для одинокого человека или для пребывания кого-либо из лиц свиты. В ней стояла большая двуспальная кровать со старинными украшениями, толстыми пуховиками и красивой покрышкой, а на некоторых бронзовых и других вещицах письменного стола были выгравированы надписи, говорившие о принадлежности их кому-либо из ближайших родственников королевы Виктории.

Эта комната приходилась соседнею с помещением Михаила Александровича и, по словам принцессы Виктории, была мне отведена только потому, чтоб я был ближе к своему великому князю и не чувствовал себя одиноким – внимание и заботливость, которые особенно чувствуешь в положениях, сходных с моим.

Рядом с моей спальней находилась громадная ванна и уборная.

Днем мое помещение из-за больших четырех окон, дававших массу света, казалось не менее уютным, чем по вечерам.

Ох, уж эти английские окна, предмет моих постоянных мучений. Даже во дворцах открыть их еще кое-как можно, но закрыть их никому, кажется, не под силу. Более сложного и менее удобного приспособления, конечно, придумать нельзя. У меня окна выходили на громадный парадный дворцовый двор, затем на памятник королевы Виктории и на окружающие дворец со всех сторон парки.

Во время следующего моего пребывания в Лондоне, весною, я слышал в самом центре этого многомиллионного города, а именно в королевском саду, удивившее меня пение соловья. Других птиц там также много.

По утрам, около 11 часов, на дворцовом дворе происходила обыкновенно смена караулов, назначавшихся поочередно от английской, шотландской и ирландской гвардии, а их оркестры играли некоторое время перед окнами королевской семьи.

На другой день нашего пребывания эта церемония происходила в особенно торжественной обстановке, а знамена караулов были украшены большими зелеными венками. Оказалось, что это был день победы англичан, одержанной ими во время нашей Крымской кампании 115.

Напоминание не особенно приятное для русского сердца и для русских гостей, но все же ничем не задевающее наше самолюбие.

Скорее напротив. Крым как был, так и остался нашим, а его геройская защита настолько казалась нашим противникам удивительной, что они, видимо, не могли ее забыть до сих пор!

О скольких еще более славных победах могли бы вспоминать русские войска и указывать на них ежегодно своему населению.

Но, к сожалению, это не в нашем обычае и не в нашем духе.

Мелочи ежедневного обихода в Букингемском дворце мало разнились от жизни иностранных гостей в наших дворцах. То же почти распределение дня, и то же внимательное заботливое отношение к ним как со стороны гофмаршальской части, так и самих хозяев. Дворцовая прислуга в Англии гораздо малочисленнее нашей, но вся подобрана из очень красивых рослых людей. Одета она в обычное, красивое, установленное для нее ливрейное платье, но парадная одежда наших дворцовых лакеев, хотя и менее изящная на отдельном человеке, в своей общей массе из-за обилия золотых позументов и гербов дает намного большее впечатление роскоши и блеска.

Там нет и наших декоративных придворных арапов и скороходов.

Из средневековых одеяний, еще сохранившихся в Англии, наиболее живописной является форма старых солдат, так называемых of the guard, поселенных в Тоуэре и своим назначением и преимуществами напоминающих нашу «золотую роту» дворцовых гренадер.

Так же как и в Норвегии, в английских дворцах имеется и обычная женская прислуга, предназначенная для уборки помещений свиты, чего у нас нет.

Королевская кухня превосходна и тонка; пожалуй, лучшая из всех тех, с которыми приходилось ознакомиться при остальных европейских дворах. В нее, как и у нас, входят большею частью французские блюда и очень немного тяжелых и пряных английских.

Фрукты, вина и сигары, как и вся сервировка и украшения цветами стола, не оставляют желать ничего лучшего.

Нельзя того же сказать о конфетах и папиросах. Они, как всюду, намного хуже наших.

Впрочем, я никогда не обращал никакого внимания ни на еду, ни на напитки, и мои суждения в данном вопросе могут быть не только поверхностны, но и неверны.

Королевская конюшня, кажется, наибольшая из остальных дворов Европы по количеству своих экипажей, упряжных и верховых лошадей, все-таки составляла, вероятно, лишь одну двадцатую часть нашего придворно-конюшенного ведомства.

В отличие от нас при английском дворе, насколько я помню, не было и своего постоянного придворного оркестра, как и нашей многочисленной императорской охоты.

Но там, как и у нас, имелся отлично составленный хор церковных певчих, одетый в платье, очень схожее по краскам и форме с нашим.

Мне приходилось слышать этих певчих во время церковных дворцовых служб, и они могли, безусловно, с полным успехом состязаться в пении с нашей изумительной придворной капеллой.