Федор Раззаков - Пуля для Зои Федоровой, или КГБ снимает кино

На ней Козаков должен был невзначай сообщить американке, что на днях (10 сентября) он летит на отдых в Сочи. Сделано это было не случайно, а с расчетом: КГБ был прекрасно осведомлен о том, что Колетт в эти же дни летит туда же. Поэтому Козакову заранее сняли номер (а также снабдили деньгами и даже пошили пару костюмов) в соседней гостинице: он поселился в «Кавказе», она – в «Приморской». Там между ними началась «лав стори», на которую и рассчитывал КГБ. Задание ему было дано конкретное: влюбить в себя американку, переспать с ней и сделать своей любовницей с тем, чтобы потом выуживать из нее ценную информацию (она была слависткой, работала в газете «Вашингтон пост» и, главное, служила нянечкой у американского посла), а потом, даст бог, и завербовать. Но Козаков с этим заданием не справился. По его же словам:

«Она была очень красивая! Представьте себе: высокая, с меня, девушка, лет двадцати пяти. Ноги из шеи растут. И какие ноги! Кисти рук узкие, длинные пальцы, тонкая талия, плечи, может быть, чуть широковатые, зато шея длинная и лицо…

Боже, что за лицо! Черты лица породистые, нос чуть вздернутый и зеленые, понимаешь, зеленые, как газон, глаза, окаймленные черными, пушистыми ресницами… Это мой тип женщины. Но такой я никогда не видел.

Держалась скромно, достойно. Ни малейшей экзальтации американок из мидл-класса, без всяких „Оу!“, без жеманства, кокетства. Говорит тихо, спокойно. Хорошо, внимательно слушает собеседника. И когда выпила – такая же. И в веселье такая же достойная. Нет, не „синий чулок“: и пила, и смеялась, и танцевала, и что-то рассказывала, но все это комильфо, без „вулгар“, как говорил Пушкин. Я голову потерял. Короче, я влюбился, и это меня спасло: во всем ей признался. Открылся ей, кто я, что делаю в Сочи, и решил, что на этом все, поскольку не выполнил то, чего от меня ждали…».

Как ни странно, но КГБ не стал наказывать неумелого агента, который фактически расконспирировался перед американкой. Более того, его оставили в штате агентуры, где он прослужил. тридцать два года(!), работая по иностранцам. Но о том, какие задания он выполнял, я расскажу чуть позже, а пока вернемся в конец пятидесятых.

По поводу истории с Людмилой Гурченко Козаков заметил следующее: «В своих интервью Людмила Марковна говорила, что, отказавшись сотрудничать с КГБ, она потеряла много ролей, была надолго выброшена из профессии. Думаю, это преувеличение. Она (а я Люсю люблю, уважаю!) говорит: „Долгие годы я не снималась в кино“. Посмотрел ее послужной список: по-моему, не было ни одного года без роли в том или ином фильме. Другое дело, что не попадалось таких блестящих, как в „Карнавальной ночи“. Наверное, нежелание выполнять задания органов отразилось на ее актерской судьбе, но, вообще-то, не совсем это так.

А вообще многих коллег, тоже работавших на КГБ, я знаю. Но никогда не назову их фамилии. Это популярные актеры. И не только актеры…».

Как мы помним, актерскую среду чекисты стали «унавоживать» своей агентурой сразу после революции – в двадцатые годы. В последующие десятилетия эта тенденция только усилилась, особенно это касалось кинематографа – важнейшего из искусств, как говорил В. И. Ленин. Поэтому Михаил Козаков стал одним из тысяч агентов КГБ из киношно-театральной среды – первых агентов послесталинской поры. Той самой плеяды, которая пришла на смену таким агентам, как «Зефир». Эту плеяду называли грибановско-питоврановской.

Иностранцы, которых эта агентура «колола», были просто в шоке. Хотя кто-то возразит: а как же Михаил Козаков, который «завалил» свое задание? Да, первый блин у него вышел комом. Но зато потом он не сплоховал, почему и продержался в агентах более тридцати лет. Не сплоховали и другие агенты из актерской среды. Например, те, что в 1957–1958 годах под водительством все тех же Олега Грибанова и Евгения Питовранова участвовали в вербовке французского посла в Москве Мориса Дежана. По сути, это была исключительно киношная агентура, что стало «коньком» чекистов еще с тридцатых годов.

Морис Дежан был назначен послом в Москву в 1956 году. На тот момент Олег Грибанов только сменил Павла Федотова на посту главы начальника контрразведки, и планов по вербовке француза у него еще не было. Но спустя год, когда Грибанов освоился в кресле главного контрразведчика, такая мысль в его авантюрную голову пришла, одобренная на самом кремлевском верху – Хрущевым. Причем чекист решил сам участвовать в этой операции в качестве одного из подставных лиц – работника Совета Министров Горбунова. На тот момент Дежан уже был плотно обложен чекистской агентурой – его посольские апартаменты на Большой Якиманке, 43, прослушивались сотрудниками 5-го отдела (Западная Европа) 2-го главка, а также советскими агентами были шофер и горничная посла. А завербовать его должны были «ласточки» – красавицы-актрисы, которых КГБ завербовал еще до того, как Грибанов стал главным контрразведчиком. Впрочем, как мы помним, в этой операции участвовали сплошь одни киношники. Во-первых, это были два сценариста: Георгий Мдивани и Юрий Кротков. Они были земляками – родились в Кутаиси, правда с разницей в двенадцать лет: Мдивани в 1905 году, Кротков – в 1917-м. Первый учился в Тифлисском университете на юридическом факультете, второй – в литературном институте в Москве.

В 1963 году, во время туристической поездки в Англию, Кротков станет невозвращенцем и напишет о своей работе на Лубянке книгу – в том числе и о «деле Дежана». Благодаря этим откровениям данное дело и его участники станут известны всему миру. Вот что пишет о Кроткове Д. Бэррон:

«…С момента окончания войны он (Кротков. – Ф. Р) попытался завлечь в свои ловушки довольно внушительное количество иностранных дипломатов и журналистов из таких стран, как США, Австралия, Великобритания, Канада, Франция, Индия, Мексика, Пакистан и Югославия.

Драматург и сценарист по образованию, Кротков не был кадровым разведчиком. Но, можно сказать, он с самого детства находился в постоянной связи с органами государственной безопасности. Начальное образование он получил в Тбилиси, где его отец работал художником, а мать – актрисой. В 1936 году отец нарисовал портрет Лаврентия Берии, бывшего тогда руководителем Компартии Грузии. Работа Берии была высоко оценена самим Сталиным, который вскоре назначил его руководителем службы государственной безопасности (НКВД, в 1954 году переименованного в КГБ). Его портрет можно было встретить во всех уголках страны, и вплоть до самой смерти художника Берия оставался его покровителем.

Приехав в Москву для поступления в литературный институт, Кротков попытался отыскать старых друзей своих родителей, работавших в органах государственной безопасности, и попросить их помощи. В 1941 году, когда немецкие войска находились на самых подступах к Москве, его вместе с другими студентами эвакуировали из города. Вернувшись спустя восемнадцать месяцев в столицу, он обнаружил, что его комната занята другой семьей. После обращения в органы НКВД он добился ее выселения. С той же помощью Кротков был принят на работу, сначала в ТАСС, а позднее – на Московское радио.