Ронни Вуд - Ронни. Автобиография

У него никогда не было водительских прав, потому что он страдает странной боязнью механизмов, что, однако, не останавливает его от покупки машин. Однажды он купил «Альфа-Ромео»1936 года выпуска только из-за того, что ему нравилось смотреть на её приборную доску. У Чарли также есть очень красивая бордовая «Лагонда». Недавно он получил от моего зятя Винни её игрушечную копию. Когда он купил «Лагонду», то также приобрел бордовый костюм ему в тон, и теперь он может одевать этот костюм и садиться у заднего колеса — мотор гудит, кайф идет.

Мы втроем на несколько минут встали постоять около парка.

Я пожелал им удачи: «Пусть это будет хороший концерт».

«Рады были увидеть тебя, до скорого!» — ответили они.

«Да — скорей, чем вы думаете», — бросил я им — и себе заодно!

В 1971-м на продажу был выставлен самый прекрасный дом в мире — «Уик» («Фитиль») в Ричмонд-Хилл, он был построен в 1775-м, в нем было 20 комнат, прекрасный вид на берег Темзы, и он принадлежал актеру сэру Джону Миллзу. Внушительный вид этого дома впечатлял многих в Европе, и он был объектом для многих картин артиста. Он просил за него 100 тыс. фунтов, плюс еще 40 тыс. за старый 3-х комнатный коттедж в конце сада, который принадлежал его жене Мэри Хэйли Белл, вместе с цыганской кибиткой, в которой она сочинила такие классические вещи, как «Whistle Down the Wind» («Свисти по ветру»). Я захотел купить «Уик», но у меня не хватало и на дом, и на коттедж, так что я продал Рейвенсвуд-Коут, где мы с Крисси жили, за 28 тыс. фунтов, и вложил эту сумму в «Уик», а также убедил Ронни Лейна приобрести коттедж. Как и в случае со всеми моими приобретениями, я вышел за пределы своих средств. Я был молодым человеком, который покупает одно из красивейших лондонских владений. В общем, откусил больше, чем смог прожевать. Мной двигал оптимизм: я знал, что скоро — гастроли.

Я влюбился в этот дом, так как он был таким солидным: камины от Адама, лепнина Гринлинга Гиббонса и три овальные комнаты, расположенные друг над другом, — но еще и потому, что у Джона была чудесная комната для снукера с редким и старинным столом от Тёрстона. Когда я похвалил его, он сказал мне, что этот стол когда-то принадлежал легендарному Джо Дэвису, одному из величайших игроков в истории этой игры, выигравшего подряд 20 мировых турниров по снукеру. Это был сам по себе очень ценный предмет мебели, а также настоящее сокровище для всех, кто любит снукер и историю этой игры. Ничто не могло помешать мне купить этот дом, и стол для снукера был частью сделки.

Джону он тоже нравился, и он сказал мне: «Возьми его с моим благословением, он — твой».

Теперь у меня был самый красивый дом в мире, и самый красивый в мире стол для снукера. Теперь я действительно мог предаться этой игре. Деревянная отделка этого стола запечатлела на себе все перипетии рок-истории.

В тот день, когда мы въехали туда, мы обнаружили небольшую записку, написанную от руки и прикрепленную изолентой к зеркалу в коридоре. Там было написано: «Надеемся, вы будете так же счастливы в «Уике», как и мы. — Джон и Мэри».

Мы с Крисси тоже на это надеялись, но в жизни все происходит не всегда так, как этого вам хочется. Дом вскорости стал продолжением Уайтторн-авеню, потому что он очень понравился моей семье, когда они посетили его. Мой папа был очень горд тем, что у его сына появился дом с большим количеством комнат, чем было у всех членов семьи вместе взятых, моя мама часто готовила нам здесь завтрак. Я даже нанял Дорин — тогдашнюю жену Арта — в качестве моей секретарши.

Моим первым большим проектом стало намерение потратить 25 тыс. фунтов на музыкальную студию в подвале, чтобы я смог сделать сольный альбом. Я установил передовое по тем временам оборудование — пульт «Neve», магнитофоны «Studer» и «Revox», аппарат на три-по-M8 дорожки со сменными 4-х дорожечными головками и еще одну 16-дорожечную машину. С первого дня, как студия заработала, дом стало лихорадить от круглосуточного наплыва друзей, приходивших поиграть. Захаживали Джордж Харрисон с командой «Монти Пайтон», и мы джэмовали, потом подходил актер Джон Хетт, и в конце концов мы оказывались в пабе отеля, находившегося рядом с домом. День превращался в ночь, а ночь — в следующий день, и тогда приходило еще больше друзей, а потом мы не могли и подумать, что все это обернется 4-мя днями пьянки, кайфа и музыки.

Мы засыпали на полу студии и, проснувшись, обнаруживали, что комната забита музыкантами, которых еще не было здесь, когда мы свалились. Грег Оллмен, Пол Маккартни, Кит Ричардс и Ринго. Мы играли, пока были в силах играть, и тогда заваливались на пару дней в пивную, а потом возвращались в студию. Каждый, кто приходил, тот приносил с собой свой инструмент, или же начинал исполнять на том, что ему подворачивалось под руку, и так мы играли. Однажды Кит Мун, Ринго и Энди Ньюмарк захотели постучать на ударных, но в студии была только одна ударная установка, и в конце-концов я начал учить их игре на гитаре. Я показал им ми-мажорный аккорд, мы наклюкались и всю ночь играли только этот аккорд. У меня до сих пор хранятся тогдашние 8-дорожечные записи — куча пленок, я их как-нибудь скоро упорядочу. Уверен — в них похоронено много сокровищ.

В «Уике» музыканты сновали по лестнице взад-вперед днем и ночью. Каждого, кто приходил, я просил: «Пожалуйста, поиграй со мной на моем альбоме», и старался не отпускать его, пока тот не выполнял мою просьбу. Все с участием отнеслись ко мне во время записи моего альбома. Впрочем, Клэптон обвинил меня в том, что я теперь звучал, как он: «Ты скопировал меня, олух!»

«Да, Эрик, я знаю. Я действительно скопировал тебя в песне, кажется, «My Secretary» («Мой секретарь»). Тут я использовал ту же примочку, что и ты».

Довольно скоро парни вроде Джаггера и Харрисона стали уже умолять меня отпустить их домой с просьбами: «I’ve got my own album to do» («Мне и свой альбом надо записывать»). Так это предложение стало названием моего первого соло-альбома.

Когда я сочинял «I Can Feel the Fire» («Я чувствую пламень»), Мик помог мне. А я тогда помог ему в «It’s Only Rock’n’Roll» («Это всего лишь рок-н-ролл»). Энди Ньюмарк пропал, так что мы разбудили Кенни Джонса. Сейшн проходил с бору по сосенке, но мы сделали-таки основную дорожку. Она была записана в моей студии в «Уике» — Мик пел, мы с ним играли на гитарах, Вилли Уикс на басу и Кенни Джонс на барабанах. Я и Дэвид Боуи подпевали. Это мы поём «I like it, I like it» («Мне он нравится, мне он нравится»). Потом Мик заставил «Стоунз» наложить туда свои партии. Чарли для этого даже оставил барабаны Кенни. Он говорил, что по-другому сыграть просто не мог.

Потом они забрали пленку в студию «Айленд», где Кит заявил: «Я предусмотрительно стер все ваши гитарные партии». Впрочем, он оставил мою партию 12-струнной гитары. Мик выпустил эту песню в качестве сингла в ноябре 1974 года, она возглавила американский хит-парад, и они использовали её в качестве названия следующего альбома «Стоунз». В случае с песнями вроде «It’s Only Rock’n’Roll» на самом деле трудно определить, кто какую ноту сочинил. Мы все перебрасывались идеями. У Мика был готов припев, и все получилось методом проб и ошибок, как и почти все песни. Ты придаешь им форму, и не успеваешь опомниться, как уже готов припев, куплеты, твоя вставка между ними и соло. Песня утрясается достаточно быстро. Так же было и в случае с «Maggie May». Она была скомпонована быстренько. Порой даже не подозреваешь, насколько здорово такие песни потом получаются.