Константин Лапин - Подснежник на бруствере

Под стать Золотому теленку была и Модница — ее напарница. Правда, эта в бою не терялась, воевала неплохо. Но способна была, лежа в цепи стрелков, готовящихся отражать вражескую контратаку, вынуть из кармана зеркальце и помаду, чтобы накрасить губы. Бойцы, несмотря на серьезность обстановки, не могли сдержать улыбок. До смерти, быть может, четыре шага, а она о красоте заботится…

Модница подвела целую теорию в свое оправдание:

— А если б меня убило в этом бою?! Так бы и лежала с посиневшими губами. Бр-р! Не ждать милостей от природы — самим взять их, вот мой девиз!

Для завивки своих тонких и, признаться, редких волос Модница пользовалась шомполом от винтовки, причем чужим. Раскалит в печурке и накручивает на него кудри. А то, что шомпол испорчен, что это может повредить бою винтовки, ей и горя нет!

Девушки-снайперы хорошо показали себя в боях, командование батальона полностью доверяло нам. Снайперская пара сама выбирала место для засады, самостоятельно отыскивала себе цели. Все вместе мы до рассвета выходили из землянки, направляясь каждая в свою роту. И вот, дождавшись, когда скроются остальные, Золотой теленок с Модницей поворачивали в… противоположную от передовой сторону. Пока мы вели «охоту», подружки весело проводили время в полковом тылу.

Парторг Шляхова проголосовала предложение: просить командование отчислить недостойных из роты. Все подняли руки «за», никто больше не верил слезным обещаниям.

Позже их видели в БПО — банно-прачечном отряде, который в шутку называли «мыльным пузырем». Прозвище было не совсем справедливо по отношению к сотням честных тружениц, работавших там. Обстирывать целую армию — дело нешуточное! Что касается наших горе-стрелков, то название било в самую точку: мыльным пузырем лопнуло их недолгое снайперство.

Яркий солнечный день, кругом все зеленеет, ветка черемухи, которую я сорвала в овраге по пути на передовую, благоухает на весь окоп. Но грянул выстрел напарницы, и пороховой дымок перебил все иные запахи.

Среди дня к снайперской ячейке пробрался по ходам сообщения незнакомый солдат. Пятнистый маскировочный халат, перешитый из трофейной плащ-накидки, автомат через шею, бинокль, компас на руке. Без слов ясно: разведчик. Кивнув нам, он пристроился рядом у бруствера и стал разглядывать в бинокль вражескую оборону.

— На левом фланге у него один пулемет? — негромко спросил разведчик.

— Один, — ответила я.

— Тяжелый?

— МГ-34… Какие еще вопросы будут, товарищ начальник?

Тут он впервые повернулся лицом ко мне. Совсем молодой парень, пушок на щеках; похоже, еще и бриться не начал.

— Мешаю, что ль, сестренки?

— Какие мы тебе, сынок, сестренки! — отрезала Клава.

Солдаты 18–19 лет болезненно обижались, если подчеркивали их молодость. И этот нахмурился, недовольно буркнул:

— Тоже мне мамаша!

Можно было понять Клаву. Дело совсем не в том, что она действительно старше солдата на несколько лет. В окопе и без него тесно, враг может заметить движение. Да и отвлекают от наблюдения разговоры.

— Из запасной ячейки обзор не хуже, — я кивнула в сторону нашей запасной позиции.

— Прогоняете? Ясно! — Разведчик собрался уходить.

— Из какого хозяйства-то? — спросила я.

— Из смирновского. Дивизионная разведка.

— А-а-а!

Фамилия командира ничего мне не говорила. Дивизионные разведчики жили далеко от нас, на переднем крае появлялись, как правило, перед поиском, чтобы лучше изучить оборону врага. В разведку они ходили ночью, когда снайперы отдыхают.

Перед самым нашим уходом разведчик появился снова. Из запасной ячейки обзор действительно не хуже, сказал он, ему удалось точно засечь время смены немецких караулов. Потом спросил:

— Как вас величать, девушки? Меня — Виктором.

— Лучше поздно, чем никогда! — фыркнула Клава, однако имя свое назвала.

Обратно возвращались втроем. В окопах, ведущих к ротному КП, встретился еще один разведчик — высокий, красивый солдат.

— Снайперам почет и уважение! — весело приветствовал он. — А я-то голову ломаю, отчего кореш задерживается. Суду все ясно!

Я шла впереди, разведчик схватил меня за руку. Синие его глаза улыбались, из-под пилотки выбился русый чуб.

— Давайте знакомиться, девушка! Меня зовут Виктором.

Я освободила руку.

— Вы что, сговорились? Или у вас в разведке все Викторы?

— Так точно! И ротный наш — Виктор. Гвардии старший лейтенант Виктор Смирнов, — тут же поправился он и стал подробно объяснять, что Виктор в переводе с греческого означает победитель, что разведчикам иные имена не положены по уставу.

Клава тянула меня сзади за рукав, показывая глазами, чтобы я остановилась. Когда мы остались вдвоем, она сердито выговорила: нечего, нечего синеглазых «победителей» привораживать, пусть они раньше врага победят!..

Уж не ревнует ли меня Клава? Может, обиделась за Суркова?

Через день в окопах на переднем крае появилась другая пара разведчиков: тонкий, подвижный, как вьюн, Сашка-соловей и Гоша-медведь. Саша обладал чистым, звонким голосом, ловко щелкал соловьем. Почему кряжистого сибиряка Гошу прозвали медведем, можно было не спрашивать: широченные плечи, кулаки-кувалды.

До заката друзья изучали оборону противника. Саша смотрел в бинокль, Гоша зарисовывал что-то в блокнот по его указаниям. Потом разведчики сверили свои наблюдения с нашими. Данные сошлись. Это всех обрадовало.

Обратный путь неблизок. Гоша вызвался нести наши винтовки, Клава милостиво разрешила. Серьезный, немногословный сибиряк был ей по душе, не то что Сашка, разливавшийся соловьем всю дорогу, или «красивый Виктор», так мы стали звать Виктора Кузьмичева.

Сашка расписывал, как в детстве ходил в балетную школу. Танцором не стал, но легкая, бесшумная походка и уменье в нужную минуту совершить воздушный пируэт — тоже не лишнее в разведке. Смелости ему было не занимать, а силы — силы вполне хватало Гошиной. Медвежья хватка друга здорово пригодилась в последнем поиске, когда Сашка, не рассчитав своих сил, набросился на рослого часового.

— Ладно тебе свистеть! — оборвал его Гоша. — Звонок!

— Отважный вы народ, разведчики! — восхищалась Клава. — Ничего-то вы не боитесь, все-то вы можете.

— Все, что мы можем, может и наш командир, а вот что он умеет — не каждому дано.

Последовал новый Сашкин рассказ о том, сколько шума они наделали в немецком тылу, когда старший лейтенант Смирнов прихватил с собою в рейд 45-миллиметровую пушку. Или как командир тащил на себе разведчика, неловко подвернувшего ногу во время захвата «языка». А как Смирнов пел, аккомпанируя себе на гитаре, как он танцевал, как свистел, умея приманить любую птицу! Последнему командирскому таланту Сашка-соловей, кажется, завидовал больше всего.