Эрих Кемпка - Я сжег Адольфа Гитлера. Записки личного шофера

Приблизительно в мае 1944 г. женился группенфюрер Фегелейн. Свадьба была отпразднована в доме Бормана в Оберзальцберге. Около 2 часов ночи Борман внезапно задумал надеть смокинг. Он попросил принести рубашку для смокинга, которую он недавно надевал. Его жена ответила, что эта рубашка в стирке. Борман пришел в бешенство и заорал, что жене следовало бы знать, что он надевает к смокингу только эту рубашку и никакую другую. В качестве наказания его жена должна была вместе с детьми тут же ночью покинуть Оберзальцберг и отправиться в Мюнхен. Он заявил, что возвратиться назад она сможет только после его разрешения. Лишь через пять недель Борман счел, что жена достаточно наказана, и вернул ее в дом на горе.

Выступить против Бормана не осмеливался никто. Даже рейхслейтеры и гаулейтеры боялись его. Его тесть, рейхслейтер Вальтер Бух, поспешно садился в машину и покидал Оберзальцберг, когда узнавал, что туда едет его зять Борман.

Когда Гитлер расспрашивал рейхслейтеров и гаулейтеров о настроениях и положении в их областях, то они докладывали или только одно хорошее, или ровно столько плохого, сколько им перед этим приказал Борман. И то, что они докладывали, Гитлер, естественно, сам узнавал раньше от Бормана.

По возможности Борман не допускал личного контакта с Гитлером тех людей, которые не были ему, Борману, абсолютно преданы. Каждый даже министр, если он хотел посетить Гитлера, должен был получить разрешение у Бормана. Неугодным ему людям он попросту отказывал в приеме с помощью весьма недвусмысленных доводов. Если же он не мог помешать приему какого-либо лица, то он обязательно присутствовал при беседе и старался направить ее в желаемое русло.

Министр хозяйства Функ как-то сказал мне буквально следующее: «Ты не можешь себе представить, Эрих, как бесконечно тяжело теперь толком поговорить с фюрером. Все время Борман сует свой нос. Он вмешивается в разговор, прерывает меня, делает невозможным серьезный доклад!»

Постороннему человеку трудно даже теперь представить себе, как Борман умел подстраиваться. Гитлер был вегетарианцем, Борман также стал вегетарианцем. Он хвастливо рассказывал всем, как хорошо себя чувствует, став вегетарианцем, и насколько увеличилась его работоспособность. Однако если он был уверен, что за ним не наблюдают, то ел котлеты и бифштекс и не пренебрегал хорошей копченой колбасой. Никто не осмеливался рассказать об этом шефу.

Гитлер не курил, и Борман тоже бросил курить. Справедливость требует отметить, что это было для него очень тяжелым делом.

Гитлер интересовался литературой. Это было хорошо известно Борману. Он организовал в своем штабе особую группу, возложив на нее задачу доставать все литературные новинки. Кроме того, требовалось, чтобы содержание каждой книги было точно изложено на одной машинописной страничке. Именно так Борман получал о книге представление.

Был ли Борман вечером в гостях у шефа или же сидел за общим обеденным столом — он никогда не упускал случая похвастаться своими литературными познаниями. Дело происходило примерно так: «Мой фюрер, появилась новая книга об Ульрихе фон Гуттене. Я в восторге от нее. Вы обязательно должны ее прочесть». Гитлер, естественно, думал, что Борман действительно читал книгу. Он удивлялся, откуда этот человек при его огромной загрузке находил еще время так много читать. Все это, естественно, вело к тому, что у Гитлера укреплялось впечатление, будто в лице Бормана он имеет у себя на службе гения-универсала.

Только к Еве Браун Борман питал известное уважение. Она была для него неизвестной величиной. Открытая борьба против нее была невозможна. Но и для нее Борман — и в этом он оставался верен себе — создавал столько трудностей, сколько только было возможно.

Многие и теперь не могут понять, как Гитлер оказался под сильным влиянием этого человека и почему предоставил ему такую большую власть в государстве. Задним числом, разумеется, осуждают его. Все мы, непосредственно соприкасавшиеся в течение долгих лет с этой дьявольской личностью, ненавидели Бормана. Несмотря на это, справедливость требует признать, что Мартин Борман был гением в работе, каких редко можно встретить. Путем упорного труда он мог понять совершенно новую для себя проблему. Он обладал способностью приспособляться и в то же время каждую работу выполнял чрезвычайно основательно.

Ему удалось стать просто незаменимым человеком в глазах бесспорно впечатлительного Гитлера. Если шеф отдавал Борману приказ, то он знал, что Борман, может быть, единственный из всех его сотрудников, который, безусловно, выполнит его при любых обстоятельствах и в самый короткий срок.

Вот еще один маленький пример того, как Борман умел привести шефа в восхищение.

Однажды летом 1938 г. после полудня мы стояли, готовые к отъезду, перед Бергхофом. Окинув взором горный ландшафт, Гитлер заметил Борману, что этот вид своей удивительной широтой всегда доставляет ему особое удовольствие. Плохо только, что ниже Бергхофа этот красивый вид портит старый крестьянский двор! Когда старики-крестьяне, обладающие законным правом жить здесь до конца своих дней, умрут, нужно будет двор снести.

Когда на следующий день, спустя 24 часа, мы возвратились из Мюнхена в Бергхоф, шеф и я не поверили своим глазам. Там, где вчера еще стоял маленький старый крестьянский домик, теперь расстилался луг, на котором паслись пестрые коровы.

Что же произошло?

Едва мы уехали, Борман сразу же договорился со старыми крестьянами о их добровольном отъезде. Он предоставил им в Ау новое жилище, и старики, говорят, были даже счастливы доставить радость Гитлеру. Не успели они уехать, как к дому доставили на автомашинах сотни рабочих. Борман приказал работать и днем и ночью. Через 24 часа все было готово.

Еще один пример, показывающий, как Борман старался угодить Гитлеру.

Известно, что, когда шеф бывал в Оберзальцберге, тысячи людей отправлялись к Бергхофу, чтобы увидеть его. Он часто часами стоял на открытом воздухе, и люди шли мимо него. Однажды вечером после очень жаркого летнего дня Гитлер заметил Борману, что все это для него утомительно. Прежде всего, он не мог так долго переносить солнечную жару.

Когда Гитлер на следующий день вышел в обычный час из Бергхофа, чтобы приветствовать ожидающих, он онемел от удивления. На том самом месте, где он обычно любил стоять, росло большое толстое дерево с огромным зеленым шатром ветвей, создавшим густую тень. Борман приказал привезти его ночью и посадить здесь. Большое дерево прижилось и до сих пор растет там. Когда Гитлер уезжал, по распоряжению Бормана пускалась в ход огромная дождевальная установка, и дерево поливали до тех пор, пока его корни не вросли в новую почву.