Валерий Поволяев - Царский угодник. Распутин

Теперь о том, кто есть кто, а точнее, кто был кто — о некоторых лицах, упомянутых в записке Вырубовой. Итак, по порядку. В. Мамонтов и Я. Ростовцев — крупные чиновники, проходившие по Министерству императорского двора, без которых, как известно, ни один человек — кроме, конечно, министров и близких к царской семье людей, — не мог попасть к государю; Роев — фигура для меня неведомая [65] ...Роев — фигура... неведомая. — Речь идёт о Раеве, директоре женских курсов, занявшем благодаря Распутину пост обер-прокурора Священного Синода (сменившем здесь А. Д. Самарина, противодействовавшего Распутину). Пуришкевич характеризует Раева: «тёмная и совершенно неизвестная личность». , так же как и упомянутый Вырубовой Голышин. Впрочем, фамилия эта написана очень неразборчиво. Может быть, Голицын? Генерал от инфантерии А. Поливанов был военным министром, адмирал И. Григорович — морским министром и близким ко двору человеком: имел также чин генерал-адъютанта. А. Кривошеин — гофмейстер, член Государственного совета, ведавший в России землеустройством и земледелием, впоследствии он стал главой правительства у Врангеля. Граф П. Игнатьев — действительный тайный советник, одно время являлся министром народного просвещения. А. Трепов [66] Трепов Александр Фёдорович (1862 — 1928) — сенатор с 1906 г., член Государственного совета с 1914 г., затем министр путей сообщения, в ноябре — декабре 1916 г. председатель Совета министров. — сенатор, очень короткий срок — чуть более месяца — исполнял обязанности председателя Совета министров России. Голицыных было несколько. Вырубова вначале упомянула Николая Дмитриевича Голицына, который ведал Комитетом по оказанию помощи русским военнопленным, оказавшимся во враждебных странах, второй Голицын — судя по всему, Фёдор Сергеевич — гофмейстер, сенатор, во время коронации Александра Третьего в 1883 году был церемониймейстером праздника.

А. Протопопов — фигура слезливая и слабая, при дворе имел кличку Генерал Калинин (кличку дал сам Распутин), одно время был министром внутренних дел. Расстрелян большевиками в 1918 году.

Кто ещё? П. Барк — министр финансов в пору Николая Второго и главнокомандующий Отдельным корпусом пограничной стражи. А. Риттих [67] Риттих Александр Александрович (1868 — 1930) — директор департамента государственных земельных имуществ, сенатор, с конца 1916 г. министр земледелия, подписал постановление о хлебной развёрстке. — тайный советник, сенатор, министр земледелия.

Далее в дело была подшита ещё одна бумага — может быть, самая серьёзная и важная для Вырубовой, — выписка из журнала заседаний Чрезвычайной следственной комиссии от 8 июля 1917 года.

Это было заключение «командированного в комиссию для производства следственных действий Г. П. Гирчича» за № 27085 о том, что с Вырубовой снято обвинение в шпионаже. И в связи с этим — резюме: «Прекратить дальнейшее следствие по сему предмету». Подписал важную бумагу делопроизводитель комиссии с непонятной фамилией, его сложную, схожую с лохматым собачьим хвостом подпись-закорюку разобрать не удалось. В начале двадцатого века вообще существовала мода на многоступенчатые лихие подписи, чем путанее была подпись, тем образованнее считался владелец.

Улыбнувшись один раз, судьба улыбнулась Вырубовой и вторично: больная, почти разучившаяся ходить, она была освобождена под залог. Более того — Вырубовой выдали справку о том, что в качестве обвиняемой следователями ЧСК она к делу не привлекалась. А раз не привлекалась как обвиняемая, то, значит, проходила по делу как свидетельница. В юридическом плане это было равносильно оправданию.

Но дальше Вырубовой опять перестало везти — в ход была пущена бумага о том, что мать Вырубовой госпожа Танеева передала «крупные денежные суммы офицеру при комендантском управлении Петропавловской крепости Новицкому». Это был обычный «стук-бряк»: кто-то настучал управляющему крепостью полковнику Якубовичу, от которого зависело «возбуждение уголовного преследования против названных лиц», и тот дал ход доносу.

У Вырубовой, в это время находившейся в постели, взяли подписку о невыезде. Дело начало раскручиваться по новому кругу — довольно жёстко, с хорошей скоростью, и видит Бог, не миновать бы всем этим людям пули, но на пороге уже стоял октябрь. Прошло совсем немного времени, и у власти оказались большевики, которые отпустили бывшую фрейлину. Вырубова больше не стала искушать судьбу — незамедлительно покинула Петроград. Объявилась она уже за границей.

Теперь о Хвостове и Белецком. Хоть и расстались они врагами на всю жизнь, рассчитывая никогда больше не встретиться, а умирать им пришлось вместе: жизнь выкинула такой фортель, что нарочно не придумаешь. Оба они не сумели уйти из России и были арестованы чекистами. Сидели они в камерах, расположенных буквально рядышком, и, случалось, сталкивались в коридорах «чрезвычайки», когда одного конвоиры вели на допрос, а другого, испуганного, с разбитым ртом и угасшими глазами, — с допроса.

Обменивались взглядами — и бессловесно расходились.

Белецкий, когда был смещён со всех постов, в том числе и с должности иркутского генерал-губернатора, умудрился написать воспоминания, где Хвостов был выставлен в свете, скажем так, не самом лучшем. Белецкий обвинял его в рвачестве, в том, что тот пытался себе и орденок вне очереди спроворить, как это было, например, с орденом Святой Анны первой степени, и чёрную кассу создать — такую, чтобы он мог распоряжаться ею единолично и тратить деньги без всякого отчёта, Белецкий хотел также и себе создать такую кассу, но, поскольку он не был министром, из затеи ничего не вышло, Хвостов опередил его. А министерство не обладало правом иметь две чёрные кассы под одной вывеской. В общем, грехов Хвостову Белецкий насчитал много.

И если честно, Белецкий был уже не тем скромным и деловым вице-губернатором, умеющим работать по двадцать четыре часа в сутки, каким был при Столыпине... Ах, как славно они когда-то поработали вместе, Столыпин и Белецкий: Столыпин — губернатором в городе Саратове, Белецкий — вице-губернатором, пока их не распарили: Столыпина забрали в сиятельную столицу, и он сделался премьером правительства России, а Белецкий остался по-прежнему вице-губернаторствовать, тянул, как и прежде, свою тяжёлую лямку, пока Столыпин не вспомнил про своего «боевого зама» и не пригласил его в Санкт-Петербург, в полицейское ведомство. Петру Аркадьевичу, на которого уже началась охота, нужна была своя рука именно в этом ведомстве.

Через несколько лет Белецкий заматерел, превратился в настоящего волка-чиновника, от прежнего скромного работяги вице-губернатора осталась лишь внешняя оболочка. Белецкий сделался очень властным, завистливым, способным соткать искусную паутину интриги из чего угодно. В истории с Хвостовым он переиграл самого себя. Это был мощный удар по собственным позициям. Удар, после которого он уже не сумел подняться.