Цзюн Чан - Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908

Евнухи вспоминали также, как Цыси нередко врывалась в комнату Ляньина с приглашением: «Ляньин, давай прогуляемся!» Они «сразу шли вдвоем на прогулку, а мы следовали за ними на почтительном расстоянии. Иногда вдовствующая императрица даже приглашала Ли Ляньина в свою опочивальню… и они могли болтать вдвоем до глубокой ночи». Когда Ляньин чувствовал недомогание или сказывался больным, чтобы не вставать с постели, если верить евнухам, «вдовствующая императрица проявляла заботу о нем и незамедлительно вызывала придворных лекарей. Она не отходила от него до тех пор, пока он не принимал лечебные препараты». (На то, чтобы отмерить дозу, смешать и заварить травы и прочие снадобья, уходило какое-то время.) В придворном медицинском архиве на Ляньина завели отдельное досье, хотя истории болезни всей остальной прислуги держались в общем досье. Такие привилегии на случай болезни не распространялись даже на императорских наложниц высших категорий. Цыси осыпала его дорогими подарками и присвоила высокий чин, которого за всю историю Цинской династии не удостаивался ни один евнух.

Привилегированное положение Ляньина при дворе особой зависти не вызывало, так как все единодушно считали его человеком «всегда уважительным к тем, кто стоял выше его, и неизменно великодушным к младшим по чину». Однако в масштабе страны из-за близости к Цыси и просто потому, что был евнухом, чиновники постоянно обвиняли его во вмешательстве в государственные дела, хотя каких-либо доказательств этого никто предъявить не удосужился. Собственно говоря, Цыси, дотошно следовавшая цинским правилам, никогда не вмешивала его в политику. Только обвинений меньше не становилось. Когда великий князь Цюнь взял его с собой в инспекционную поездку на флот, известие об этом вызвало столько пересудов, что практически затмило значение самой инспекции. Один из блюстителей нравов прислал Цыси свое письмо с упреками, в котором опустился до того, что предположил, будто из-за участия Ляньина в поездке великого князя случился паводок, уничтоживший посевы на территории нескольких провинций. Цыси нарушила свое собственное правило не наказывать критиков и обвинила этого блюстителя нравов в клевете, а на основании такого обвинения публично и многозначительно отвергла его прошения («швырнув их ему в лицо»). Короче говоря, она разжаловала этого незадачливого блюстителя. Еще один чиновник выступил с предложением совсем запретить евнухам покидать столицу, но вдовствующая императрица на его прошение никак не отреагировала. Широкое хождение получили слухи о том, что Ляньин заслужил свое привилегированное положение благодаря своему исключительному мастерству в украшении прически Цыси. Такие ничем не обоснованные толки сопровождались намеками на телесные утехи госпожи со слугой. Даже причину поражения от Японии, случившегося, когда Цыси уже находилась не у дел, искали в ее отношениях с Ляньином.

Ляньин в долгу перед обидчиками не оставался и мстил им как мог. Чиновники часто предлагали ему дорогие подарки в надежде на получение «теплого местечка», евнух их принимал, но ничего не делал. Цыси прекрасно знала о таких взятках и закрывала на них глаза.

Всячески стараясь наградить Ляньина, Цыси пригласила его сестру жить при дворе. Но при дворе та задержалась совсем недолго. Как родственница евнуха, она находилась в неловком положении. Когда остальные дамы, уставшие после продолжительной пешей прогулки, усаживались в паланкины, ей приходилось вышагивать рядом с паланкинами вместе с такими слугами, как ее брат, испытывая мучительную боль своих перевязанных ступней. Одна дворцовая служанка видела, что вдовствующая императрица предлагала ей место в своем паланкине, но справедливый Ляньин никогда не пользовался ее благосклонностью в корыстных целях. Положение его сестры считалось настолько незначительным, что слуги даже отказывались брать у нее подачки. «Мы не примем ее подачки, даже если будем умирать от нищеты», – фыркнула одна из служанок. Немного погодя сестра евнуха перестала появляться при дворе.

Придворных дам в свиту Цыси подбирали главным образом из молодых вдов. Венчания им всем организовывала вдовствующая императрица, что считалось величайшей честью, и по традиционному кодексу чести после смерти их мужей таким вдовам не разрешалось снова выходить замуж. Среди них следует отметить дочь великого князя Цзина по имени Сы Гэгэ, выделявшуюся умом и жизнелюбием, которая умела развеселить Цыси. Цыси говорила, что эта девушка напоминала ей о ее собственной молодости, и она скучала по ней, когда Сы Гэгэ не было рядом. Дева Юань тоже относилась к малолетним вдовам, хотя выйти замуж на самом деле у нее не получилось: племянник Цыси, с которым она была помолвлена, умер еще до венчания. Перед его похоронами дева Юань обрядилась во вдовьи одежды и в паланкине, обитом белым холстом, означавшим траур, отправилась к гробу жениха, где исполнила обряд, после которого ее стали считать настоящей вдовой. После такого проявления супружеской верности, высоко ценимого в обществе, жизнь свою девушка посвятила сохранению непорочности и безбрачию. Со стороны она казалась вялой и скучной, поэтому Цыси старалась с ней не общаться. При этом она жалела деву Юань и всегда включала ее в списки приглашенных на развлекательные мероприятия для дам.

Постоянно в свите Цыси присутствовала императрица Лунъюй. Император не проявлял к ней ни малейшего интереса, даже когда они случайно сталкивались друг с другом и она опускалась на колени, чтобы поприветствовать своего мужа. Народ считал ее «прелестной», «очаровательной» и «заслуживающей любви женщиной», «но иногда в ее глазах появлялось выражение снисходительного смирения, казавшегося чуть ли не душераздирающим». В ее жизни отсутствовало что-либо стоящее, и она очень скучала. Кое-кто говорил, будто она изливает свою безысходность и скорбь на слуг и домашних животных и что кошки сбегают от императрицы через считаные месяцы. Все дамы из окружения Цыси старались казаться довольными жизнью, но поводов для настоящей радости у них находилось мало. Цыси вела упорядоченную жизнь. По утрам она сама решала, когда подниматься с постели, ведь больше ей не надо было заставлять себя просыпаться в пять или шесть часов утра. Так что иногда она залеживалась часов до восьми и дольше. Когда она принимала решение начать новый день, а сигналом к этому служили открытые окна ее палат, весь дворец приходил в движение. Посыльные евнухи разбегались по дворцу с «известиями», а старшие евнухи собирались перед дверями ее апартаментов в ожидании распоряжений.

В своей опочивальне вдовствующая императрица надевала шелковый пеньюар, а служанка спешила на кухню за горячей водой. Эту воду выливали в серебряный таз, который держал над головой стоящий на коленях младший евнух. Рядом стояли служанки с мыльницами и полотенцами. Цыси ухаживала за своим лицом, прикладывая к нему на несколько минут горячее полотенце, а потом промокала лицо насухо. Затем она заворачивала руки в другое полотенце, опускала их в горячую воду и держала в ней достаточно долго – горячую воду доливали два или три раза. В этом, как говорят, заключался ее секрет сохранения кожи рук мягкой, как у юной девушки.