Цзюн Чан - Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. 1835—1908

После двух порций табака наступало время завтрака. Сначала вдовствующей императрице приносили чай. Маньчжуры пили чай, щедро приправленный молоком. В ее случае это молоко сцеживалось из грудей служанки-кормилицы. Цыси принимала женское молоко со времени затянувшегося заболевания, сразившего ее в начале 1880-х годов, и делала это по настоянию знаменитого тогда лекаря. Приглашали нескольких кормящих грудью служанок, и они по очереди сцеживали для нее в чайник молоко. Эти служанки приносили с собой во дворец своих грудных младенцев, причем женщину, дольше других обслуживавшую хозяйку, оставили жить во дворце, а ее сыну дали образование и устроили на государственную службу.

Пока она пила свой чай, бригада евнухов несла ей трапезу в лаковых шкатулках, обернутых желтым шелком с драконами в разных позах. Главный евнух Ляньин брал эти шкатулки у двери, чтобы лично поднести их Цыси. Она ела, сидя скрестив ноги на кане – длинной прямоугольной кирпичной лежанке высотой с кровать, которую можно было подогревать снизу. Кан использовали на всей территории Северного Китая в качестве лежанки или для сидения на нем. Она любила садиться у окна, чтобы можно было смотреть во двор, а также наслаждаться светом и видом неба. Ее блюда ставили на низкий столик на кане, а также на несколько столиков, которые складывали и убирали по завершении трапезы вдовствующей императрицы. Расставив шкатулки со съестным в правильном порядке, евнух открывал их, чтобы Цыси могла посмотреть на приготовленные для нее яства, как того требовали правила придворного этикета. В них находились разнообразные каши, пироги – пареные, печеные и жареные, а также многочисленные напитки и супы от сока соевых бобов до консоме на телячьих мослах. К тому же подавали множество острых гарниров, таких как утиная печень в соевом и других острых соусах.

Императрица обладала завидным аппетитом, и она могла осилить парочку полноценных трапез и еще слегка перекусить. Она могла попросить покормить ее в любой момент, где бы ни находилась: специальной столовой у нее не было предусмотрено. Объем и порядок трапез регулировались придворными предписаниями. Обилие блюд сокращалось только лишь во времена какого-нибудь национального бедствия. Дневным рационом Цыси, как вдовствующей императрицы, предусматривался 31 килограмм свинины, один цыпленок и одна утка. Из этих продуктов, а также овощей и прочих добавок, количество которых тоже строго регламентировалось, повара готовили десятки блюд, а основное блюдо раскладывали на сотню с лишним тарелок или мисок. Подавляющего большинства блюд вдовствующая императрица даже не касалась, и они служили единственно усилению впечатления от трапезного представления. За трапезой она очень редко пила и поглощала пищу, как правило, в одиночку, так как всем, кого она приглашала составить ей компанию, кроме императора, приходилось есть стоя. Подчас придворных дам из свиты могли пригласить поесть за ее столом, когда вдовствующая императрица покончила с трапезой и ушла. В таких случаях им разрешалось присесть за стол. Обычно оставшиеся блюда со стола отдавали придворным чинам в качестве символов императорской милости. Императору тоже передавали ее блюда, если он останавливался в том же дворцовом ансамбле. Огромное количество остававшихся блюд, не съеденных придворными, служило основой процветания предприимчивых содержателей продуктовых лавок по соседству с дворцом, а определенное время каждый день оборванным нищим разрешали подойти к назначенным заранее воротам, чтобы получить объедки и выбрать что-то съедобное, пока их не унесли.

За трапезой следовало тщательное мытье рук и полуденный отдых. На сон грядущий Цыси читала произведения китайской классической литературы со своими евнухами, которые оживляли сюжеты шуточными жестами, развлекающими Цыси. Когда она просыпалась, по дворцу снова проносилась дрожь, описанная одним из очевидцев: «Когда ее величество пробуждается ото сна, известие об этом распространяется по всему дворцу и всей огороженной стеной округе, как электрическая искра: с этого момента все здесь приводится в состояние «на взводе».

Перед тем как отправиться в постель почивать примерно в одиннадцать часов вечера, Цыси часто требовала, чтобы ей сделали массаж ног. Два массажиста сначала окунали ее ноги в окованный серебряными листами чан, оснащенный широкими загнутыми опорами для ног. Воду для этого чана кипятили с цветами или травами, как предписывали ее лекари с учетом таких факторов, как погодные условия и ее текущее самочувствие. Летом можно было запаривать высушенные хризантемы, а зимой – цветки айвы. Массажисты императрицы воздействовали на различные рефлекторные точки ее тела, особенно расположенные на ступнях. Подобное происходит сегодня на сеансах рефлексотерапии. Если приходило время для стрижки ногтей на ногах, эти массажисты тактично просили разрешения поработать ножницами, которые приносила главная служанка. Острые предметы держать в палатах Цыси обычно запрещалось. Маникюр означал уход за ногтями пальцев ее рук – необычайно длинными на безымянных пальцах и мизинцах, как это было принято среди маньчжурских аристократок. Эти чрезвычайно длинные ногти предохраняли с помощью украшенных эмалью или золотых напальчников c рубинами и жемчужинами. Поскольку дам ее положения в обществе одевали или расчесывали слуги, такие ногти не доставляли им непреодолимых трудностей.

Кроватью Цыси служил кан, подогреваемая лежанка, встроенная в нишу ее спальни. На полках вдоль стен стояли безделушки наподобие нефритовых статуэток. Для чтения перед сном она держала у кровати произведения классической литературы, которые осваивала с помощью своих просвещенных евнухов, охранявших по совместительству сон вдовствующей императрицы. Во время сна Цыси на полу ее спальни, безмолвная, как предмет мебели, сидела одна из служанок. Остальные ночные служанки и евнухи находились в передней за пределами ее апартаментов, а также в других служебных помещениях здания. В ночную смену можно было наслаждаться храпом сладко спящей вдовствующей императрицы.

В это время Цыси только преодолела пятидесятилетний рубеж, и состояние ее здоровья могло только радовать. Она играла в азиатский волан (бадминтон) с бо́льшим азартом, чем дамы из ее свиты много моложе, и поднималась на холмы даже без тени усталости. Ее кан нагревали крайне редко, даже в лютую зимнюю стужу в Пекине она обычно отказывалась от обогрева, и в ее спальню никаких нагревательных приспособлений не вносили, а медные жаровни с тлеющими углями ставили только в просторных залах дворца. При всей своей колоритности они давали разве что колеблющиеся голубые языки пламени, а помещение нагревали совсем мало. Двери в ее палаты держали распахнутыми, а прикрывались они только мягкими портьерами, которые постоянно поднимали для прохода евнухов и служанок. Так что при каждом их входе и выходе в помещение поступал холодный воздух. Все остальные чувствовали себя промерзшими до костей, а Цыси совсем не мерзла. Она носила только шелковую поддевку с шерстью и меховую шубу, а в особенно лютые холода – просторную меховую накидку поверх нее. Ее рассудок оставался ясным, как всегда, поэтому ей было трудно полностью отстраниться от политической жизни в империи. Вытерпеть навязанное уединение и отстранение от дел помогал широкий круг интересов вдовствующей императрицы. Все новое пробуждало в ней самое живое любопытство, и она хотела попробовать все, что только было можно. После приобретения еще парочки пароходов для прогулок по озеру она попросила покатать ее на наполняемом горячим воздухом шаре, купленном несколько лет назад для военных нужд. Однако боцзюэ Ли Хунчжан передал ей (через великого князя Цзина, так как самому боцзюэ больше не разрешали общаться с ней напрямую) печальное известие о том, что этот шар находится в неисправном состоянии и может взорваться.