Арнольд Гессен - «Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине

Товарищи видели, что он всех их опередил – прочитал и знал многое такое, о чем они и не слыхали. Великолепно все помнил. И удивило их, что он совсем не важничал, как это часто бывает с детьми-скороспелками – всем им ведь было лет по двенадцати.

День открытия Царскосельского лицея многократно воспет впоследствии Пушкиным.

Большой стол, покрытый красным сукном с золотой бахромой, стоял между колоннами актового зала. На нем лежала роскошно оформленная грамота об утверждении лицея.

По одну сторону стали в три ряда только что принятые воспитанники лицея, инспектор и гувернеры во главе с директором, по другую – профессора. В креслах перед столом сидели высшие сановники Петербурга. Присутствовал и император Александр I с семьей.

После вступительного слова директора лицея В. Ф. Малиновского профессор Н. Ф. Кошанский представил царю принятых в лицей воспитанников.

– Александр Пушкин! – гулко прозвучало в наступившей тишине. И на середину конференц-зала вышел курчавый быстроглазый мальчик.

Александр Пушкин!.. Мог ли император думать, что через несколько лет этот мальчик будет разить его своими эпиграммами и призывать к свержению самодержавия?..

И неожиданно в присутствии царя раздался смелый и бодрый призыв двадцативосьмилетнего профессора нравственных и политических наук Александра Петровича Куницына:

– К вам обращаюсь я, юные питомцы! Дорога чести и славы открыта пред вами… На какую бы ступень власти не взошли вы в будущем, помните всегда: нет высшего сана, чем священный сан гражданина…

Говоря об обязанности гражданина и воина, Куницын ни разу не упомянул имени Александра I – не к нему обращался он. И в своем «Наставлении воспитанникам Царскосельского лицея» призывал он не к проявлению раболепных верноподданнических чувств, а к гражданскому служению Родине. Приглашал их действовать так, как думали и действовали древние россы:

– Любовь к отечеству должна быть вашим руководством!

Эта смелая речь произвела впечатление не только на присутствующих, но и на самого императора. Александр I был тогда еще либерально настроен и наградил Куницына Владимирским крестом – весьма лестной наградой для только что возвратившегося из Геттингена и Парижа молодого ученого.

Ненадолго, однако, хватило царского либерализма. За свою книгу «Естественное право» Куницын был отстранен от преподавания. Его учение было признано «весьма вредным, противоречащим истинам христианства и клонящимся к ниспровержению всех связей семейственных и государственных». Книга его была сожжена.

Но первое раздавшееся в лицее вольное слово произвело большое впечатление. Через четверть века вспоминал Пушкин речь Куницына:

Вольным пушкинским эхом отозвалась речь Куницына, произнесенная при открытии Царскосельского лицея.

Что представлял собой Царскосельский лицей? Какие принципы были положены императором в основу воспитания нового поколения русских государственных деятелей в духе, враждебном идеям французской революции?

В разработке устава лицея приняли участие два деятеля резко противоположных воззрений: М. М. Сперанский, один из самых передовых людей александровской эпохи, попавший впоследствии в опалу за свои либеральные взгляды, и Жозеф де Местр, писатель и художник, посланник низложенного сардинского короля, иезуит и реакционер.

В результате борьбы этих двух направлений родился «двуликий» устав: с одной стороны – запрещение телесно наказывать лицеистов и показной либерализм, которым любил щеголять в первые годы своего царствования Александр I, с другой – иезуитско-полицейские принципы управления лицеем.

Под влиянием исторических событий ярким пламенем вспыхнула и разгорелась в лицее зажженная Куницыным «лампада». Здесь сыграли свою роль победоносная война с Наполеоном, дотоле дремавшие и пробудившиеся силы русского народа, вольнолюбивые настроения, вывезенные из Франции офицерами гвардейских полков, стоявших в Царском Селе, лицейские наставники и, наконец, пушкинская «ликующая муза»…

Дух благородной дружбы и верности, жажды знаний, творческого горения царил в лицее. Его поднимала и на протяжении шести лет лицейской жизни поддерживала сразу же сплотившаяся группа лицеистов, в центре которой всегда стоял Александр Пушкин. В характере его была удивительная черта – душевно привязываться к тем, кто нравился ему, привлекать их к себе.

В лицее была прекрасная библиотека и газетная комната. Лицеисты, совсем еще мальчики, знакомились здесь с мировой литературой и новостями дня. Здесь можно было прочитать последние номера «Вестника Европы», «Русского Вестника», «Пантеона».

Чаще всех засиживались в библиотеке три друга – Пушкин, Дельвиг и Кюхельбекер. Пушкин впитывал в себя знания, на память цитировал прочитанное, а Кюхельбекер вписывал в свой «Словарь» особо будоражившие его мысли и выдержки.

Здесь зарождались и зрели у юного Пушкина мысли о «Вольности», о «барстве диком, без чувства, без закона», о насильственной лозе и порабощенной русской «Деревне», а перед Кюхельбекером открывалась даль усеянного терниями и тридцатилетними страданиями пути на Сенатскую площадь…

После В. Ф. Малиновского, человека доброго и простодушного, малообщительного и слабого, директором лицея стал Е. А. Энгельгардт.

Знакомя питомцев с правилами внутреннего лицейского распорядка, Энгельгардт говорил, что «все воспитанники равны, как дети одного отца и семейства», и потому никто не может презирать других… Он запрещал лицеистам кричать на служителей и бранить их, даже если это были крепостные.

Простые человеческие отношения установились у директора с лицеистами. Он часто принимал их у себя на дому, устраивал совместные чтения, знакомил с правилами и обычаями светской и общественной жизни. Летом совершал вместе с ними дальние прогулки, зимой ездили на тройках за город, катались с гор… Во всех этих увеселениях принимала участие семья директора. «Одним словом, – вспоминал И. И. Пущин, – директор наш понимал, что запрещенный плод – опасная приманка и что свобода, руководимая опытною дружбой, удерживает юношу от многих ошибок».

Когда Александр I надумал «познакомить лицеистов с фронтом» – ввести военные занятия, шагистику, – Энгельгардт решительно воспротивился этому. Он сумел отклонить и предложение царя посылать лицеистов дежурить камер-пажами при императрице во время летнего ее пребывания в Царском Селе.

У Энгельгардта до конца дней сохранились дружеские отношения со своими бывшими лицейскими питомцами. Когда Пущин, Кюхельбекер и Вольховский за участие в восстании оказались на каторге и в ссылке, Энгельгардт не боялся вести с ними переписку, всегда насыщенную сердечным теплом, любовью и уважением.