Памела Трэверс - Московская экскурсия

— Весьма волнующе! Весьма ! — пробормотал Второй Профессор и кинул в мою сторону предостерегающий взгляд, словно опасался, что я не смогу удержаться от комментариев.

Но я промолчала.

Вы правильно поступили, дав мне то письмо для киностудии. Это было потрясающе! Мои чувства избиты в кровь (если такое возможно себе представить). Письмо позволило мне встретиться с чрезвычайно необычным молодым человеком из Бирмингема. Он сделался таким больши , что кажется чересчур красным даже большевикам, и они пытаются его остудить. Нетрудно догадаться, что он тоже директор — режиссер. Нынче вечером он оказал мне любезность и показал несколько черновых сцен из своего нового фильма о Магнитогорске. Он рассказывал о своей работе с таким яростным возбуждением, что слов было почти не разобрать, но я все же поняла: речь идет о каком-то огромном заводе -мир будет потрясен, когда узнает о нем [20] Видимо, речь идет о фильме «Песнь о героях», 1932, голландского режиссера Иориса Ивенса. Осенью 1932 года фильм монтировался на киностудии «Межрабпомфильм» в Москве (см. Комментарии переводчика ). . Задача фильма — поведать всем об этой стройке. Звуковые эффекты пока еще не смонтированы, но режиссер уже припас для озвучания огромный медный барабан, деревянную трещотку, большой церковный колокол, автомобильную сирену и свой могучий голос в придачу. Главные герои фильма — молодые русские, их называют комсомольцами, они с откровенной злобой вытесняют друг дружку с работы, чтобы все сделать в одиночку. Я понимаю: это звучит невероятно, но это и было невероятно . А потом еще «кулаки».

— Это классовые враги! — прокричал режиссер и победно прогудел автомобильной сиреной. — Они хотели из мести поджечь завод. Смотри, настоящий пожар! Это моя работа!

Комсомольцы, если судить по тому, с какой энергией они били в колокол (режиссер ловко отбивал такт у моего правого уха), раскрыли козни классового врага. А заодно расправились и с их детьми (жалобный плач сливался с воем сирены). Потом они с оглушительным грохотом вновь взялись за классовую борьбу.

— Вся Россия смотрит на них, и они это знают! — выкрикнул режиссер и несколько раз пнул медный барабан. — Понятно? — поинтересовался он.

Я смогла лишь кивнуть. Ясное дело, понятно.

— Потрясающе, правда? — проорал он.

И знаете, так оно и было — но по совершенно иной причине. Потрясающе — еще как! Катарсис наступил, когда тысячи (по крайней мере так мне показалось) комсомольцев, ликуя, захватили завод (медный барабан, церковный колокол, сирена, трещотка и громкие пояснения режиссера) и снова принялись за работу. И вот — последняя сцена: девушки-комсомолки с натугой толкают огромные вагонетки с углем (или железом, а может, свинцом) вверх по наклонному скату — неужели это аллегория пути в рай?

— Равноправие полов в России! Триумф женщины! — осипшим и теперь шуршащим, как бумага, голосом победно подытожил режиссер.

Воцарилась тишина. Мы оба были настолько потрясены, что не решались заговорить. Наконец режиссер спросил меня, производит ли картина впечатление, и я признала, что — да...

Киностудия находилась в нескольких милях от Москвы. Заперев за нами дверь, режиссер указал мне на слабое мерцание на горизонте: «Вон ваш трамвай». Я поняла, что он не снизойдет до буржуазных предрассудков и не подумает проводить меня до дома. Так и вышло. Не успела я и рта раскрыть, как он, по-комсомольски энергичной походкой, быстрыми шагами удалился в противоположном направлении.

Я осталась одиноко ждать этого далекого трамвая. Было темно и тревожно, но я была так изранена, что у меня не было сил бояться. В ушах похоронным звоном звучал голос режиссера: вагонетки со свинцом, сексуальная свобода, торжество женщин. Вагонетки со свинцом, свобода...

Не могли бы вы, если вас не затруднит, прислать мне пару изящных удобных кандалов?

Мы в полном составе продолжаем двигаться, словно смутное остывающее солнце, по странной орбите, где вместо знаков Зодиака — Дом культуры, Дом рабочих, Дом спорта, Дом проституток...

В последний я отказалась идти наотрез. Гид всячески меня уговаривала и ник^с не могла поверить, что мне совершенно не интересно. Гиды «Интуриста» с явным неодобрением встречают мои попытки улизнуть с экскурсий. Стоит мне сказать, что я собираюсь встретиться с друзьями, — в их взглядах появляется недоверие. Может, заподозрили меня в тайной подрывной деятельности? А если так, не услышу ли я вскоре над своими останками хрипловатый голос (возможно, Первого Профессора): « Закройте ей лицо ; мои глаза в слезах; Как рано ей пришлось оставить свет!» [21] Цитата из трагедии Джона Уэбстера «Герцогиня Мальфи» (1614). ?

Все остальные покорно отправляются, куда велят, делая вид, что поступают так, движимые чувством долга, и что для них это лишь формальность. Конечно, они вернулись разочарованные: им не показали ничего, кроме бесконечных статистических справок. А в подобных случаях от статистики толку мало, даже наши Профессора это признают.

Сильно похолодало, невозможно согреться, пока не заберешься в постель. Из-за нехватки топлива центральное отопление в большинстве зданий отключено. Сегодня мы, сбившись в кучу, словно стриженые овцы, отправились в Третьяковскую галерею. На Западе, прежде чем войти в Национальную галерею или Тейт, принято сдавать портфели, трости и зонты. Но в России, где люди более основательные, надо снимать еще и пальто: вдруг кто попробует прошмыгнуть мимо служителя, обернувшись краденым холстом? Хотя вряд ли даже самому эксцентричному посетителю пришло бы в голову совершить нечто подобное. Картины из Третьяковской галереи вряд ли впишутся в домашнюю обстановку. Впрочем, от нас и не ждали восхищения картинами — нас должна была впечатлить их развеска. В соответствии с советскими принципами один зал был забит до отказа портретами богатых аристократов: шелка, атлас, кружева и драгоценности сверкали вокруг, вызывая тоску и усталость. Затем, явно оживившись, гид привела нас в зал, заполненный изображениями крестьян, претерпевающих разнообразные мучения. «Поразительно!» Просто нет слов. Жизнь не давала русским художникам XIX века времени на скуку, им было не до vie de boheme [22] Жизнь богемы ( фр. ). . Раздел галереи, посвященный нравам буржуазии, тоже хорош: все эти молоденькие девушки, которых бездушные родители приносят в жертву распутным старикам. Пожалуй, я опоздала с визитом в Россию. Мне бы появиться здесь в восемнадцатом веке: тогда, если судить по этим живописным свидетельствам, жизнь была куда более увлекательной. Но я не решилась признаться в этом вслух: меня наверняка осудили бы за неуместное легкомыслие. К тому же, взглянув на Профессоров, я по их лицам поняла: не оставь они свои шляпы в гардеробе, наверняка бы благоговейно обнажили головы.