Леонид Млечин - Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом

Берия и Молотов часто виделись, Лаврентий Павлович самым дружеским образом приветствовал главу правительства. Они были на «ты». Его первый заместитель Меркулов почтительно кланялся Вячеславу Михайловичу. И при этом они оба из кожи вон лезли, чтобы посадить его любимую жену…

Илью Львовича Белахова держали в камере до начала войны. Он написал письмо Меркулову, не подозревая, что тот и отправил его за решетку: «Я невиновен, и я умоляю спасти меня. Я умоляю вас обратить внимание на незаконность и преступность некоторых лиц, которые вели следствие. В процессе следствия меня избивали, пытали, принуждая подписывать несуществующие факты. Я не могу передать вам всю тяжесть перенесенных мною мук и страданий».

Осенью сорок первого его расстреляли без суда и следствия.

18 октября 1941 года нарком Берия вручил секретное поручение № 2756/6 сотруднику для особых поручений спецгруппы НКВД старшему лейтенанту госбезопасности Демьяну Эммануиловичу Семенихину:

«С получением сего предлагается вам выехать в город Куйбышев и привести в исполнение приговор — к высшей мере наказания — расстрелять следующих заключенных…

Об исполнении донести».

В списке обреченных под номером 22 значился Илья Львович Белахов. В справке 1-го спецотдела НКВД сказано, что его расстреляли 1 ноября 1941 года. Старший лейтенант госбезопасности Семенихин выполнил поручение наркома. Через два года он вырос до подполковника госбезопасности и получил орден Красного Знамени.

Расстрел Белахова был незаконным даже по тем временам. Во-первых, его даже формально не приговорили к смертной казни. Во-вторых, уголовный закон вообще не предусматривал такой меры наказания, как расстрел, за преступления, которые ему вменялись следствием.

В 1953 году, когда арестовали уже самого Берию, генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко напомнил ему и эту историю. Берия хладнокровно пояснил, он всего лишь исполнял указание:

— Арест Белахова был произведен в связи с Жемчужиной по указанию инстанции.

Инстанция — это Сталин. Имя вождя в протоколах допросов Берии следователи старались не упоминать.

Задним числом, в конце февраля 1942 года, начальник следственной части НКВД Лев Емельянович Влодзимирский составил обвинительные заключения, в которых написал, что расстрелы проведены по «специальным указаниям директивных органов». Заместитель наркома Кобулов их утвердил, поставив везде дату — 17 октября 1941 года. Всю пачку, как положено, принесли и прокурору СССР Виктору Михайловичу Бочкову.

Бочков был не юристом, а офицером-пограничником. В 1938 году окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе, но вместо назначения в штаб Дальневосточного фронта решением ЦК оказался в аппарате НКВД. Берия, поговорив с офицером, определил его в начальники тюремного отдела, потом 4-го (особого) отдела НКВД. А в 1940 году, слушая радио, Виктор Бочков узнал, что утвержден прокурором СССР. Он был, как сам признавался, потрясен, но от должности не отказался.

Когда Лев Влодзимирский принес ему заключения о расстрелах, Бочков позвонил Берии. Его интересовал только один вопрос: действительно ли имелось указание директивных органов? Лаврентий Павлович рявкнул на прокурора СССР:

— Ты что, сомневаешься?

Виктор Бочков на всех делах расписался: «согласен». И поставил ту же липовую дату — 17 октября 1941 года…

Выбитых из арестованных показаний оказалось достаточно, чтобы оформить дело на Полину Семеновну Жемчужину.

10 августа 1939 года политбюро приняло постановление, которое прошло под высшим грифом секретности — «особая папка». В нем говорилось, что жена Молотова, чье имя старательно не называлось, «проявила неосмотрительность и неразборчивость в отношении своих связей, в силу чего в окружении тов. Жемчужиной оказалось немало враждебных шпионских элементов, чем невольно облегчалась их шпионская работа».

Политбюро поручило Наркомату внутренних дел «произвести тщательную проверку всех материалов, касающихся тов. Жемчужиной». Умелые люди в НКВД немедленно состряпали показания о ее причастности к «вредительской и шпионской работе» и представили в ЦК. Но Сталин на тот момент удовлетворился малым. Он не спешил. Сделанного достаточно: жена Молотова уже скомпрометирована связью с врагами.

24 октября политбюро решило:

«Считать показания некоторых арестованных о причастности т. Жемчужиной к вредительской и шпионской работе, равно как их заявления о необъективности ведения следствия, клеветническими».

Иначе говоря, арестованные, которых допрашивали в НКВД, клеветали на жену Молотова. Но делали они это по собственной воле, а не потому что их избивали…

Полину Жемчужину сняли с поста наркома рыбной промышленности и с большим понижением перевели в республиканский Наркомат местной промышленности начальником главка текстильной промышленности. В феврале 1941 года на XVIII конференции ВКП(б) Жемчужина лишилась высокого партийного звания кандидата в члены ЦК — «как не обеспечившая выполнения обязанностей кандидатов в члены ЦК». Этот эпизод описал в дневнике генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Георгий Димитров: «Вечернее заседание — закрытое. Вывели из состава членов и кандидатов ЦК и ревизионной комиссии ряд людей. Особое впечатление произвел случай с Жемчужиной. Она выступала неплохо: «Партия меня награждала, поощряла за хорошую работу. Но я увлеклась, мой заместитель (как наркома рыбной промышленности) оказался шпионом, моя приятельница — шпионка. Не проявила элементарной бдительности. Извлекла уроки из всего этого. Заявляю, что буду работать до последних своих дней честно, по-большевистски».

Аппарат Берии собирал материалы на всех руководителей страны. Высокая должность не защищала. Никто не знал, кто завтра впадет в немилость. В 1953 году бывший министр госбезопасности Меркулов рассказал на допросе:

— В 1938–1940 годах по указанию Берии велась проверка биографических данных некоторых руководителей партии и правительства. Эту работу проводил сотрудник секретно-политического отдела Финкельберг, выезжавший с этой целью на места.

Григорий Павлович Финкельберг был заместителем начальника 3-го отделения 2-го отдела Главного управления госбезопасности. Дослужился до полковника.

Материалы на ответственных работников в отделе «А» (учетно-регистрационном) держали отдельно в мешках с надписью «Личный архив наркома Государственной безопасности Меркулова». Меркулов запретил их кому-либо выдавать. В начале войны спецархив эвакуировали в Куйбышев, потом перевезли в Свердловск. В 1944-м вернули в Москву. Здесь все дела внимательно просмотрел Богдан Кобулов. Меньше половины вернул на хранение в отдел «А». Остальные материалы оставил у себя.