Леонид Млечин - Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом

За скандальный плагиат — невиданное дело! — Сурова, секретаря партийной организации московских драматургов, лишили права на авторство. В подпитии Суров подрался с Михаилом Семеновичем Бубенновым, автором столь же бесталанной и так же поднятой на щит партийной критикой книги «Белая береза». Суров издевался над товарищем по писательскому цеху: стыдно жить с одного романа. Обиженный Бубеннов напомнил Сурову, что пьесы за него пишут другие. Суров воткнул Бубеннову вилку в филейную часть. Бубеннов, стоя у открытого окна, отчаянно звал на помощь.

Скандал с дракой двух писателей замяли. Но Анатолий Суров, совершенно пьяный, устроил на свою беду скандал в день выборов. Пришел на избирательный участок за десять минут до голосования, бросил бюллетень для голосования на пол и долго топтал его ногами. Это уже был непростительный проступок. Сурова исключили из Союза писателей и из партии. Потом тихо простили — вернули писательскую книжечку и партийный билет.

Система развратила людей.

Человек сидит на партсобрании, слушает радио, читает газеты — и что он видит? Лицемерие и откровенное вранье. И что он делает? Он начинает приспосабливаться. Вот так формируется советский человек… Он постоянно ходил в маске. Иногда маска прирастала к лицу. А под маской скрывались цинизм, голый расчет и равнодушие. Все это помогало выжить — в лагере, в колхозе, в конторе.

Часто возникает вопрос, как могут умные и образованные люди так преданно служить начальству, обслуживать откровенно малограмотных и недалеких вождей? Унижения такого рода всегда щедро компенсировались материальными благами и привилегиями. И разве не страх лишиться этих привилегий движет чиновниками всех уровней?

Привилегии советского времени невозможно сравнивать с положением нынешнего руководства и его обслуги, живущих на широкую ногу. Так в те времена у остальных граждан социалистического государства не было ничего! И никакой возможности купить то, что им нужно! Потерять право пользоваться «столовой лечебного питания», которая на протяжении многих десятилетий снабжала советскую номенклатуру продуктами хорошего качества (не принадлежавшие к номенклатуре в принципе не видели таких продуктов), как и возможность лечиться в Лечебно-санитарном управлении Кремля, было настоящим горем для чиновника и его семьи…

«В разряд космополитов попали многие литературоведы, критики, переводчики, — и мы не смогли их защитить, — вспоминал главный редактор издательства «Художественная литература» Александр Пузиков. — Мы понимали несправедливость указаний, идущих сверху, но мы молчали — и потому становились соучастниками этой позорной травли.

Конец сороковых — начало пятидесятых…. Время шпиономании, доносов, слежки! Мы почти физически ощущали, что кто-то слушает нас, присматривается, наблюдает. Никто не чувствовал себя защищенным от бед, от страшных внезапных обвинений, арестов, ссылок. Люди не просто исчезали — они исчезали с клеймом позора, оказывались в худшем положении, чем прокаженные. Страх обволакивал всех, снизу доверху. Страх был демократичен. Он преследовал всех — и тех, кто был внизу, и тех, кто наверху, от стрелочника до наркома. К страху привыкали, пытались уверить себя, что это за другими волочится какая-то вина, мы же чисты, к нам не придерешься».

Поскольку «антипатриотическую группу критиков» подобрали почти из одних евреев, то кампания приобрела политическое звучание. Это был сигнал к поиску внутренних врагов. От этой идеологической секции пролегла дорога к намечавшейся Сталиным новой кровавой кампании.

Началась разработка еще одной линии — еврейской.

25 июня 1949 года политбюро приняло решение о политических ошибках первого секретаря Еврейской автономной области Хабаровского края Александра Наумовича Бахмутского и председателя облисполкома Михаила Евелевича Левитина. В чем их обвиняли?

«Примиренчески относились к фактам проявления буржуазного национализма, в результате чего в идеологических учреждениях области длительное время орудовала группа националистов, пропагандировавшая в области сионистско-националистические взгляды, способствовали распространению проамериканских и буржуазно-националистических настроений среди некоторой части населения области, не дали правильной политической оценки многочисленным частным связям граждан Еврейской автономной области с Америкой как каналу проникновения вражеской пропаганды».

Александр Бахмутский, бывший слесарь завода «Серп и молот», был приговорен к расстрелу. Смертную казнь заменили 25 годами тюремного заключения. Столь же жестокие приговоры вынесли другим руководителям Еврейской автономной области.

28 ноября 1948 года Сталин подписал секретное решение бюро Совета министров — «Еврейский антифашистский комитет немедля распустить, органы печати этого комитета закрыть, дела комитета забрать». На следующий день сотрудники Министерства госбезопасности провели обыск в помещениях комитета, забрали всю документацию, здание опечатали.

Судебный процесс по делу Еврейского антифашистского комитета, созданного в сорок первом году для борьбы с нацизмом, должен был показать, что все евреи — американские шпионы и работают на заокеанских хозяев. Но процесс пришлось сделать закрытым, потому что обвиняемые шпионами себя не признали: актер Вениамин Зускин, академик Лина Штерн, писатели Перец Маркиш, Лев Квитко, Семен Галкин, Давид Гофштейн, главный врач Боткинской больницы Борис Шимелиович, бывший член Н,К ВКП(б) и заместитель министра иностранных дел Соломон Лозовский…

Арестованных били. Некоторые умирали прямо в тюрьме. Следствию нужно было что-нибудь серьезное — подготовка покушения на Сталина, шпионаж, диверсии, а эти люди, даже когда их били, ничего такого придумать не могли. Они играли в театре, писали стихи, лечили больных.

Занимались ими отборные кадры Министерства госбезопасности. Полковник Комаров, позднее арестованный, напоминал о своих заслугах: «Особенно я ненавидел и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов. Узнав о злодеяниях, совершенных еврейскими националистами, я исполнился еще большей злобой к ним и убедительно прошу вас, дайте мне возможность со всей присущей мне ненавистью к врагам отомстить им за их злодеяния, за тот вред, который они причинили государству».

Следователи были уверены в изначальной вине евреев, в их природной склонности к совершению преступлений, в готовности предать родину. Это объяснил им Сталин. Они действовали по его личному указанию. Это был этнический судебный процесс. Судили не за преступление, а за происхождение.