Алексей Аджубей - Фурцева. Екатерина Третья

И показать это нужно было не на словах, а на деле. Векселя рано или поздно нужно оплачивать…

Почти до XX съезда партии по части критики прошлого и руководящих лиц, связанных с этим прошлым, Хрущев вел себя в общем сдержанно. Он закреплял свое новое положение и для закрепления его хотел многим нравиться. Он был доброжелателен ко всем членам руководящего ядра на заседаниях Президиума и Секретариата ЦК. Не допускал никаких резкостей и личных выпадов, предоставлял каждому широкую инициативу в своей сфере:

— Смотрите сами. Решайте сами. Вы лучше меня знаете это дело. Не мне вас учить…

Такой тон и такие возможности в работе очень всем импонировали. Ведь у всех еще в памяти живы были сталинские нравы. Во всех кремлевских кругах, близких к Сталину, всегда царила атмосфера напряженности, тревожного ожидания и леденящего душу страха.

С водворением саркофага Сталина в Мавзолей все почувствовали коренное изменение атмосферы. Дальнейшим шагом в этом направлении был арест Берии.

Все говорили:

— Как стало легко… Как хорошо…

И Хрущев не пропускал случая подчеркнуть это. О значении ареста Берии и о своей роли в этой операции он рассказывал неустанно.

Чтобы подчеркнуть свою простоту, доступность, свое чувство коллегиальности, Хрущев ввел ежедневные совместные обеды для всех желающих членов Президиума ЦК и кандидатов в одном из уединенных залов Кремля. Так как мало-помалу во время этих обедов стали обсуждаться на ходу разные дела, вскоре почти все руководители стали их участниками. По окончании заседаний или приемов Хрущев сажал в свою машину несколько человек своих попутчиков.

Я уже писал, что сразу после смерти Сталина он поселился рядом с Маленковым в смежных особняках в районе Метростроевской улицы (Остоженки), а в кирпичном заборе, отделявшем оба особняка, пробита была калитка для постоянного общения. Но вскоре такое отъединение двух от всех остальных показалось Хрущеву неподходящей формой коллективизма. Он распорядился построить каждому члену Президиума по особняку — точно так, как предлагал в свое время Берия. И скоро на живописных и любимых москвичами Ленинских (Воробьевых) горах появилась анфилада роскошных особняков. Внутри они были отделаны мрамором и дорогими сортами дерева. От внешнего мира каждый особняк был отделен массивными высокими стенами, видимо, из желтого туфа. Доступ в каждый особняк пролегал через тяжелые стальные ворота и калиточку. Из двора и садовой беседки хрущевского обиталища, стоявшего на самой бровке Ленинских гор, открывался неповторимый вид на Москву. Она видна была вся как на ладони.

Жилищный кризис в Москве в эту пору ощущался с исключительной остротой. Одна из странностей одержимого индустриализацией Сталина — явное пренебрежение к жилищному строительству, хотя каждому ясно, что без должного расширения жилищного фонда нельзя обеспечить неуклонный подъем промышленности высокими темпами. Миллионы москвичей жили скученно в перенаселенных коммунальных квартирах, в старых деревянных домишках без коммунальных удобств и даже в бараках и подвалах.

Поэтому старые члены Политбюро (Молотов, Ворошилов, Каганович), давно жившие в Кремле, поеживались от такого новшества и не очень-то рвались на Ленинские горы под всесветное обозрение. Но «коллективизм» обязывал не обособляться. И скоро все члены Политбюро обосновались в сверкающих особняках.

Рядом с ними воздвигнуто было роскошное спортивное здание с бассейном и другими сооружениями, где можно было холить свое тело с не меньшим комфортом, чем это было у римских императоров.

Народ, знавший по изустным преданиям, описаниям и кино спартанскую суровость образа жизни Ленина, сразу окрестил новое поселение ироническим прозвищем «Заветы Ильича» и «хрущобами».

Нельзя не сказать о застольях Хрущева. Они с размахом проводились не только на его даче, но даже когда он выезжал за границу.

В 1954 году в Китай отбыла правительственная делегация СССР, в которую входил и я. В ходе нашего визита мы посетили Пекин и другие китайские города, в том числе Шанхай.

Шанхайский горком партии устроил в честь нашей делегации торжественный ужин. Присутствовали городские власти и кое-кто из высшей интеллигенции. Хрущев много ел. Много пил. Как обычно, рассказывал анекдоты про Микояна. В разной связи упоминал, что в детстве он «пас скотину», а потом «работал шахтером».

В Пекине у нас была особая резиденция и своя, независимая от китайцев, кухня. Все готовилось своими поварами из продуктов, доставлявшихся самолетами из Москвы. Хрущев был большим гурманом с расейским размахом.

Известно, насколько строг к себе и неприхотлив в еде был Ленин и его семья. Эту сторону быта Ленина наглядно отображает его квартира в Кремле. Друзья и соратники Ленина рассказывают, что даже после перехода к нэпу, когда голодные времена в стране миновали, суп и скромное второе на обед, чай с повидлом и бутерброд на ужин были нормой в семье Ленина. Гостям, своим и иностранным, с трудом наскребалось то же. Аналогичной строгостью к себе и большой воздержанностью отличались и соратники Ленина.

У Сталина на «ближней» даче во время довольно частых званых ужинов для зарубежных коммунистических лидеров, конструкторов, дипломатов, военных, писателей, других приглашенных лиц было побогаче, чем у Ленина. Но в общем все было довольно скромно и просто. Не было особого обилия блюд. Не было никакой прислуги: каждый подходил к столу и накладывал себе на тарелку то, что ему хотелось.

У Хрущева еда занимала весьма важное место в жизни. С водворением его у кормила власти появилась большая армия специальной челяди, которая удовлетворяла аппетиты Хрущева не только у него на городской квартире и на даче, но и в любом общественном месте, где он был в данный момент.

Хрущев любил еду жирную, наваристую: борщи с мясом, сало, свинину в разных видах, блины со сметаной, вареники, галушки опять-таки с маслом и со сметаной, пельмени, всякие острые и жирные закуски. Ел он все это помногу и так же щедро запивал водкой либо коньяком. Поэтому еда следовала за ним всюду. Где бы не был Хрущев, какими бы делами не был занят: в Кремле, на Пленуме ЦК, на заседании Политбюро, на сессии Верховного Совета, на трибуне Мавзолея, на стадионе в Лужниках, в Большом театре — всюду, на всякий случай, всегда его и его возможных спутников ожидала горячая, обильная пища и разнообразный набор напитков.

В Пекине хрущевский культ еды ничем не был нарушен. Один из домиков нашей резиденции был отведен под столовую. Сюда мы все, члены делегации, собирались на трапезы и здесь нам представлялись все изысканные яства по-московски. Заведовал нашим питанием министр государственной безопасности И. А. Серов. Этим он занимался и в последующих поездках, а также на всяких встречах в Москве. Хрущев был очень привередлив в еде и частенько покрикивал: