Вадим Устинов - Ричард III

В душевной атмосфере, рожденной королевской щедростью и теплым приемом, оказанным королю подданными, Томас Лэнгтон, епископ Сент-Дэвидский, один из самых опытных дипломатов короля Эдуарда IV, писал своему другу Уильяму Селлинджу, приору кентерберийской церкви Христа: «Уповаю на Господа, что уже вскоре, на Михайлов день [144] Празднуется 29 сентября. Этот день в средневековой Англии отмечал конец и начало сельскохозяйственного года, когда урожай уже был собран, а бейлифы и чиновники короны на местах подсчитывали расходы и доходы. , король должен быть в Лондоне. Он вносит умиротворение в души людей везде, где только ни появляется, лучше любого другого принца. Он дал облегчение многим безвинно страдающим беднякам, которым во время путешествия была оказана помощь или им лично, или по его приказу. И во многих больших и малых городах ему предлагались большие суммы денег, от которых он отказался. По правде, ни один принц не сравнится с ним своими достоинствами. Господь послал нам его ради блага всех нас» {83} 83 Christ Church Letters/ Ed. J. B. Sheppard. L., 1877. P. 46. .

Внешняя политика не оставляла Ричарда и в Йорке. Неопределенность в англо-французских отношениях настоятельно требовала установления дружественных связей с Франсуа, герцогом Бретонским [145] Франсуа II (1433–1488) — герцог Бретонский с 1458 года. , который в течение двух десятилетий выступал как союзник Англии, пусть даже нерешительный и порой непредсказуемый. И сейчас Ричарду вновь предстояло найти с ним общий язык. В 1483 году заметно активизировалась деятельность пиратов. Если в последнее десятилетие царствования Генри VI было зарегистрировано 120 пиратских нападений, то после окончательного воцарения Эдуарда IV в 1471 году их число сократилось до четырех в год. Но по смерти Эдуарда английские пираты, в основном из Корнуолла и Девона, снова вышли на охоту. Бретань незамедлительно ответила тем же, и на море разгорелась неофициальная война. Вскоре к ней присоединились и французы.

С июля 1483 года в Бретани находился Томас Хаттон с поручением подготовить конференцию, призванную к взаимному удовлетворению разрешить все проблемы, возникающие из-за пиратских рейдов, в которых были равно виновны все стороны. Хаттону предписывалось приложить все силы для восстановления старого союза и торговых контактов с Бретанью. Ему также вменялось в обязанность выяснить отношение герцога к сэру Эдуарду Вудвиллу и его окружению, равно как и планы самого Вудвилла — не намерен тот предпринимать какие-либо враждебные действия против Англии с территории герцогства. В своих инструкциях Ричард не упоминал Генри Тюдора, который также находился в изгнании в Бретани — он не считал его опасной для себя фигурой. Однако герцог Франсуа думал иначе.

В Йорк прибыл бретонский посланник Жорж де Манбьи. Он уверял Ричарда, что герцог всей душой стремится к союзу с Англией, но при этом выдвигал условия, отдающие явным шантажом. Де Манбьи заявил, что король Луи неоднократно требовал передать под его опеку «лорда Ричмондского» и угрожал войной в случае отказа, а Бретань не способна-де в одиночку противостоять Франции. Поэтому если Ричард не хочет, чтобы Генри Тюдор нашел убежище во Франции, то он должен в течение месяца отправить герцогу Франсуа четыре тысячи лучников за свой счет, а при необходимости прислать еще две или три тысячи лучников, содержание которых возьмет на себя герцог. Де Манбьи настаивал на немедленном ответе, но Ричард не имел ни малейшего желания подчиняться шантажу, и посланник уехал ни с чем.

Вновь напомнил о себе шотландский король, предложивший заключить перемирие на восемь месяцев и выработать за это время условия долгосрочного мира. Ричард считал, что ему гораздо выгоднее война с Шотландией, но тем не менее от переговоров не отказался:

«Высокородный и могущественный принц, верный и возлюбленный кузен, примите мои уверения в искреннем к Вам расположении. Как из Ваших писем, доставленных нам Вашим герольдом Дингуоллом, так и из прочих, мы поняли, что вопреки происходящему в последнее время разрыву, разладу и нарушению мира между обоими королевствами, каковые усугубляются вопреки Вашим мыслям и чаяниям усилиями злонамеренных лиц, в Ваши намерения по-прежнему входят поддержание любви, мира и согласия между королевствами, и что именно с этими намерениями Вы послали герольда, чтобы понять наши планы по этому поводу. Ваши посланцы, облеченные Вашим доверием, могут прибыть к нам. Кузен, мы уверяем Вас, что наши мысли и желания стремятся и будут стремиться волей и желанием Господа нашего, Творца всего сущего, к разумному и справедливому миру, без каких-либо нарушений, чего желаем и мы, и наш народ. И если будет на то Ваше желание и воля отправить сюда людей для заключения договора, то мы, узнав от Вас их имена, обеспечим нашу защиту любому разумному числу посланников на любой разумный срок. Высокородный и могущественный принц, наш верный и возлюбленный кузен, да хранит Вас Господь» {84} 84 Letters and Papers Illustrative of the Reigns of Richard III and Henry VII. Vol. I. P. 53. .

В середине сентября король и королева расстались: Энн с сыном уехали в замок Миддлхэм, а Ричард направился на юг. Он чувствовал, что его путешествие слишком затянулось. 11 октября король добрался до города Линкольна, где его застала невероятная весть: в южных графствах вспыхнуло восстание, одним из вождей которого оказался самый верный в прошлом соратник — Генри Стаффорд, герцог Бакингемский.

Голоса, требовавшие выпустить принцев из Тауэра, в южной и юго-западной части королевства начали раздаваться еще летом, причем о возвращении Эдуарду V трона речи никогда не шло. Испугавшись возможных репрессий, окружение королевы Элизабет настоятельно уговаривало ее отправить дочерей из Вестминстера тайными путями за границу, однако власти вовремя узнали об этих разговорах, которым так и не суждено было стать планами. Королевский совет решил усилить надзор за святилищем, охранять которое было поручено Джону Несфелду.

Эта мера никак не повлияла на заговор — он все расширялся, ибо его руководителям было совершенно безразличны как судьба принцев в Тауэре, так и судьба королевы с дочерьми. Заговорщиками в основном двигали совсем иные мотивы. Конечно, некоторые из них хранили верность династической линии Эдуарда IV из принципиальных соображений, но таковых было явное меньшинство. Остальные хотели вернуть себе положение, утерянное в результате перераспределения должностей при новом режиме. Часть мятежников, особенно из Кента и Девоншира, привыкли пользоваться в своих интересах любой смутой и надеялись извлечь из восстания личную выгоду. По большей части это были старые приверженцы Ланкастеров, вроде Кортнеев — Питера, епископа Эксетерского, и его родственника Эдуарда — сидевших в своих девонширских крепостях и потихоньку собиравших последователей.