Вадим Устинов - Ричард III

Еще спустя десятилетие к демонизации Ричарда III подключились историки. Полидор Вергилий, официальный историограф Генри VII, писал: «Когда король Ричард понял, что лейтенант [Брекенбери] медлит с выполнением его приказа, он тотчас возложил обязанность неотложного убийства на другого, то есть на Джеймса Тирелла, который, будучи вынужден исполнять королевское повеление, с тяжелым сердцем поскакал в Лондон и убил детей… Но какую смерть приняли эти невинные дети, нам точно не известно» {130} 130 Vergil Polydore. Op. cit. P. 188. .

Воспитатель наследного принца Артура, старшего сына короля Генри VII, Бернар Андре также не испытывал никаких сомнений, морализируя по поводу роли Ричарда III в этой трагедии: «После убийства тех лордов, которые, как он знал, хранили верность его брату, тиран тайно и внезапно убил своих племянников в Лондонском Тауэре, и так смерть стала платой за смерть, а уничтожение — за уничтожение» {131} 131 Andrea B. Op. cit. P. 24. .

Творение сэра Томаса Мора «История Ричарда III» заслуживает отдельного рассмотрения, ибо являет собой пример того, как историк, ведомый своими идеями, перестает следовать истине и начинает изобретать удобные ему факты. Мор писал о том, что, став королем, Ричард отправился в вояж по подвластным землям, и во время путешествия послал некоего Джона Грина к коменданту Тауэра сэру Роберту Брекенбери с письмом, заключавшим в себе приказ предать смерти обоих принцев. Но Брекенбери заявил, что скорее сам умрет, чем поднимет руку на детей, и Джон Грин несолоно хлебавши вернулся к королю. Выслушав гонца, Ричард впал в гнев и пожаловался своему пажу: «Ах, есть ли человек, которому можно довериться?» Паж представил королю сэра Джеймса Тирелла, который с готовностью отправился все к тому же Брекенбери с письмом, содержавшим приказ передать сэру Джеймсу на одну ночь все ключи от Лондонского Тауэра. Письмо было вручено адресату, ключи безропотно переданы, тянуть с убийством смысла не имело, поэтому Тирелл решил совершить его той же ночью:

«Для исполнения этого он [Тирелл] назначил Майлза Фореста, одного из их четырех телохранителей, парня, уже замешанного в убийстве. К нему он присоединил некого Джона Дайтона, своего собственного конюха — огромного, жестокого, широкоплечего и сильного мошенника. К тому времени все остальные были от них удалены, и Майлс Форест с Джоном Дайтоном около полуночи (когда невинные дети спали в своих постелях) вошли в их спальню, внезапно набросили на них одежду, завернув их в нее и запутав, с силой зажав им рты периной и подушками так, что быстро задушили и убили; их дыхание ослабело, и они отдали Богу свои невинные души на радость небесам, оставив мучителям мертвые тела в постели» {132} 132 More T. Op. cit. P. 83–84. .

Не правда ли, создается впечатление, что сэр Томас лично прятался за пологом кровати принцев? Однако краткое перечисление его ошибок показывает, что Мор весьма смутно представлял себе, как все происходило на самом деле. Он считал любовницей Эдуарда IV Элизабет Люси, а не Элеонор Ботелер; неправильно назвал имена лорда Хейстингса и герцога Бакингемского; не был в курсе того, что Ричард III и Тирелл познакомились задолго до 1483 года; отправил Тирелла в лондонский вояж не из Йорка, а из Глостера; отложил на 12 лет посвящение Тирелла в рыцари и т. д. Наконец, в качестве соучастников преступления Мор назвал никому, кроме него, не известных Грина, Фореста и Дайтона. Свою поразительную осведомленность он объяснял знакомством с исповедью Тирелла, сделанной в 1502 году, о которой по странной случайности слыхом не слыхивали ни официальный историограф, ни наставник наследника трона. Не существует ни единого прямого или косвенного указания на то, что сэру Джеймсу вменялось в вину еще какое-то преступление, кроме того, за которое он и был казнен. Обвинялся же он в государственной измене, ибо предоставил убежище подвергнутому аттинктуре Эдмунду де Ла Полю, графу Саффолкскому, права на трон которого были гораздо весомее, чем у Генри VII Тюдора.

Оставляя без внимания свидетельства Томаса Мора, мы приходим к выводу, что современники были твердо уверены в гибели принцев, однако не торопились обвинить в этом Ричарда III. Слухи порой приписывали ему это преступление, но скорее по принципу «а кому же быть виноватому, если не королю». Усердие тюдоровских историков также вполне объяснимо, ибо во все времена музыку заказывает тот, кто платит деньги.

Однако картина была бы неполной, если бы на этом мы и остановились, не упомянув еще одного персонажа, заинтересованного в гибели принцев. Совершенно неожиданно бургундский хронист Жан Молине выдал следующую сентенцию: «В тот же день [когда были убиты принцы] в Лондонский Тауэр приходил герцог Бакингемский, чтобы, как ошибочно полагали, убить этих детей, поскольку он сам претендовал на корону» {133} 133 Molinet J. Chroniques / Ed. J. A. Buchon. P., 1827. P. 403. . А бургундский и французский дипломат Филипп де Коммин вдруг заявил: «После смерти короля Эдуарда его второй брат герцог Глостерский велел убить двоих его детей, объявил его дочерей незаконнорожденными и сам стал королем… Этот король Ричард сам прожил недолго, так же как и герцог Бакингемский, который и предал двух детей смерти» {134} 134 Commines P. Op. cit. P. 59, 64. . Вот так сюрприз… Можно возразить, что оба источника не слишком надежны в плане достоверности, однако запись от 1490 года в Эшмоловском манускрипте, равно как и хроника «Исторические заметки лондонского горожанина» тоже говорят о том, что дети были убиты «по подсказке герцога Бакингемского» {135} 135 Weir A. The Princes in the Tower. N.Y., 1995. P. 149; Ashmole MS. 1448.60; Historical notes of a London citizen, 1483–1488 / MS 2M6 College of Arms. .

На сем свидетельства, которые могли бы пролить свет на убийство принцев, заканчиваются, но позволим себе немного порассуждать. Если придерживаться принципа, неукоснительно соблюдаемого в отношении Ричарда III, а именно «нет дыма без огня», то настойчивое упоминание имени герцога Бакингемского несколькими источниками моментально ставит его под подозрение. Тем более если учитывать непомерную амбициозность Генри Стаффорда, лелеявшего мечту о троне и страстно добивавшегося наследства Боэнов, графов Херефордских, Эссексских и Нортхемптонских, на которое он имел определенные права. Но именно в этом вопросе король не склонен был удовлетворить непомерные аппетиты своего соратника, и герцог решил принудить Ричарда III пойти навстречу своим желаниям если не по доброй воле, то по необходимости. Он оказал монарху непрошеную услугу в расчете на то, что теперь король не сможет ему отказать.

Эта версия объясняет очень многое, а именно: отсутствие одного из первых сановников в свите во время королевского путешествия [187] Регистр колледжа Святой Магдалины, где королевский кортеж останавливался на ночь с 23 на 24 июля, не упоминает герцога Бакингемского в списке гостей. , неожиданную ссору короля и герцога в Глостере и последовавшую за этим опалу, неожиданный переход Генри Стаффорда на сторону мятежников, уверенность Генри Тюдора в смерти сыновей Эдуарда IV, а главное — молчание о судьбе принцев как со стороны Ричарда III, так и его злейшего врага Генри VII. Достоверной информацией о том, что произошло в Тауэре, мог располагать только сам убийца. Герцог Бакингемский, ставший к тому времени активным соратником мятежного претендента, вполне мог заверить его, что беспокоиться не о чем и дети никому уже не смогут помешать. Но связавшись с Бакингемом, Тюдор попал в ту же ловушку, что и Ричард, ибо доказать, что он непричастен к устранению принцев, ему бы никак не удалось: кто поверит, что доверенное лицо короля или претендента на корону пойдет на такое преступление по собственному почину?