Эдуард Нордман - Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает

Генерал-лейтенанта Боярова высоко отметило государство, наградив орденом Красного Знамени, тремя орденами Трудового Красного Знамени.

Московская Олимпиада. Идеальный порядок в столице. И непростая обстановка. Олимпиаду бойкотировали США и другие страны в отместку за ввод наших войск в Афганистан. Ожидались провокации арабских экстремистов. Еще свежа была в памяти трагедия в Мюнхене, когда погибли израильские спортсмены.

В этой напряженной обстановке оперативный штаб (Ф. Бобков, В. Бояров, Б. Шумилин) принял решение изъять боевые патроны, чтобы не было даже непредвиденного случайного выстрела. Зрители видели вооруженных солдат и офицеров, но не догадывались, что они не могут сделать ни одного выстрела. Мы спокойно следили с внуками за спортивными событиями на трибуне в Лужниках и не догадывались о той напряженной работе чекистов. Им мы были обязаны тем, что безмятежно насладились великолепным зрелищем.

* * *

Имея прямое отношение к обеспечению безопасности в сфере экономики, Бояров активно участвовал в разработке концепции реорганизации таможенной службы страны. Она была одобрена правительством. Для ее реализации было создано Главное управление государственного таможенного контроля при Совете Министров СССР Работая первым заместителем, а затем и руководителем таможенной службы, В.К. Бояров оставил заметный след в ее деятельности. При нем был создан современный Таможенный кодекс. Были пресечены попытки крупных поставок наркотиков в страну. Организация борьбы с наркотиками была выстроена как элемент мировой системы.

В июле 1991 года Бояров покинул пост руководителя таможенной службы и создал Международную ассоциацию по правовым и налоговым вопросам, стал ее президентом. Эта ассоциация – одна из наиболее авторитетных компаний, оказывающих юридические и аудиторские услуги российским и иностранным фирмам.

* * *

Последний штрих к портрету. Боярова всегда отличали высокая интеллигентность и культура в работе. Глубина мысли и гуманное отношение к человеку. Книголюб и страстный охотник.

Одной из ярких личностей в разведке был генерал-лейтенант Леонид Владимирович Шебаршин. Ас-разведчик. Прошел все ступени службы – от низшей до самой высокой. Человек чести. Глубокий, трезвый аналитический ум. Оптимист. Неиссякаемый юмор. Мастерски владеет пером. Можно до бесконечности цитировать его книгу «Из жизни начальника разведки» (Москва, 1994). Приведу лишь пару страничек из одной его книги (1992).

«Я чувствую себя беспредельно униженным, обманутым и ограбленным, бунтуют остатки человеческого достоинства, возмущенного надругательством над ним. Ведь не только для того я жил, чтобы сытно есть и сладко пить. Я считал себя в меру образованным, в меру разумным, в меру порядочным человеком. Казалось, что так меня и мне подобных воспринимают и другие.

56 лет – немалая жизнь. В ней были война, голод, теснота, бедность, смерть близких, обстрелы и осады, разочарование в людях и в себе – обычный набор обычного русского человека моего поколения. Не о чем особенно горевать и нечему особенно радоваться. Но зачем же меня так часто и так гнусно обманывали люди, которым я обязан был верить, зачем же меня заставляли обманывать тех, кто был обязан и хотел верить мне?

Перечень предательств и лжи тягостен, но совершенно необходимо изложить его, вытвердить на память хотя бы для того, чтобы никому не позволить еще раз насмеяться надо мной, над дурацкой верой в порядочность власть имущих.

Нас предали первый раз, когда заставили поверить в полубожественную гениальность Сталина. Мы были еще слишком молоды для цинизма, для того чтобы подвергать сомнению мудрость старших. (Может быть, идиотом был только я? Имею ли право обобщать? Уверен: имею.)

Я и мои сокурсники плакали в марте 1953 года настоящими горькими слезами. Умер Сталин, черная туча грядущих горестей надвинулась на страну и на нас, ее бедных детей. Мы были слишком неопытны, чтобы за траурной пеленой разглядеть лихорадочный блеск глаз одержимых жаждой власти соратников и наследников «вождя всех времен и народов».

В 1956 году нас заставляли поверить в то, что Сталин был преступником (не просто знать, а поверить), что все, во что нас раньше, совсем недавно, заставляли верить те же самые, сегодняшние вожди, – все это было чудовищным обманом. Унизительно даже вспоминать культик нашего дорогого Никиты Сергеевича, а затем героя Великой Отечественной войны, героя целины, героя возрождения, махрового аппаратчика Леонида Ильича Брежнева, жалкую фигуру Черненко.

В феврале 1984 года, когда стало известно о кончине Ю.В. Андропова, сидя в маленькой комнатке информационной службы, мы гадали, кто же станет нашим вождем, и гнали прочь мысль, что это место может занять бывший заведующий гаражом и бывший заведующий канцелярией Черненко. Уже через неделю на собраниях и совещаниях звучали льстивые слова о «лично товарище Константине Устиновиче Черненко». В этот период уже не обязательно было глубоко и искренне верить, но совершенно обязательно было публично врать.

Обстояло ли дело по-другому при Андропове? Обаяние его личности в моем кругу оперативных работников разведки среднего и рядового эшелона было велико. Оно возрастало в личном общении с Юрием Владимировичем. Он был дальновиден, практичен и остроумен, говорил просто и по делу. Не пришло бы в голову в разговоре с ним прибегать к текущим лозунгам, привычной риторике. Случись такое, думаю, разговор был бы последним. Но и Андропов вольно или невольно заставлял нас верить в ложь и лгать самим.

Из официального лексикона исчезло слово «совесть». Ложь стала и ступенькой к успеху, и инструментом в политических играх, и условием выживания. Но совесть, человеческое достоинство могли исчезнуть без следа только в высших и приближенных к ним сферах, где пьянящий аромат власти и всесилия заглушал все.

Они врали ради власти, заставляли нас врать ради своей власти, а мы были вынуждены делать вид, что верим, старались искренне верить всей этой своекорыстной и тупой болтовне. Искренне верить, ибо иначе жить человеку, в котором сохранились хоть какие-то частицы совести, невозможно.

Настали новые времена. Если ложь и не отменили, то по меньшей мере уравняли в правах с правдой. Уходила в прошлое непременность единой канонизированной истины, носителями которой были верховный жрец и таинственный синклит мудрецов, именуемый «политбюро». Еще принюхивались подозрительно к словам блюстители былой идейной чистоты, но становилось ясно, что каждый может верить в то, что ему кажется правдой, и открыто об этом говорить. Появилась робкая надежда, что даже если наши вожди не очень мудры, то по меньшей мере честны.