Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 16. Июнь 1907 — март 1908

Вот вам плехановские казаки.

«Возьмите наших казаков. Они ведут себя, как сущие реакционеры, а между тем, если бы (самодержавное) правительство вздумало наложить руку на их землю, то они восстали бы за нее, как один человек. Значит, муниципализация тем и хороша, что она годится даже в случае реставрации» (45).

Действительно, «значит»! Если бы самодержавие восстало против защитников самодержавия, то защитники самодержавия восстали бы против самодержавия. Экое глубокомыслие! Но казачье землевладение годится не только в случае реставрации, а и для поддержания того, что должно быть свергнуто раньше чем быть реставрированным. На эту интересную сторону муниципализации обратил внимание возражавший Плеханову Шмидт:

«… Напомню, что еще месяц тому назад самодержавие дало казакам льготы, значит, оно не боится муниципализации, потому что казачьи земли и теперь управляются таким способом, который в значительной мере напоминает муниципализацию… Она (муниципализация) сыграет контрреволюционную роль» (123–124).

Плеханов так волновался по поводу этой речи, что раз перебил оратора (по совершенно не важному вопросу, об оренбургских ли казаках шла речь) и попытался нарушить регламент, получить вне очереди слово для заявления. Вот текст внесенного им потом письменного заявления:

«Тов. Шмидт неправильно изложил мою ссылку на казачество. На оренбургских казаков я вовсе не ссылался. Я сказал: посмотрите на казачество; оно ведет себя архиреакционно, а между тем, если бы правительство захотело наложить руку на его землю, то и оно поголовно восстало бы против него. И то же, в большей или меньшей степени, сделают, в случае подобной попытки, все те областные учреждения, которым революция передала бы конфискованные помещичьи земли. И такое их поведение было бы одной из гарантий против реакции в случае реставрации» (127).

Это, разумеется, самый гениальный план свалить самодержавие, не трогая самодержавия: отнять у него отдельные области, а там пускай попробует вернуть. Это почти так же гениально, как экспроприация капитализма путем сберегательных касс. Но вопрос сейчас не в этом. Вопрос в том, что областная муниципализация, которая после победоносной революции «должна» сыграть чудесную роль, теперь играет контрреволюционную роль. Вот что обошел Плеханов!

Казачьи земли сейчас представляют из себя настоящую муниципализацию. Большие области принадлежат отдельному казачьему войску: Оренбургскому, Донскому и т. д. Казаки в среднем имеют по 52 дес. на двор, крестьяне – по 11 дес. Кроме того, Оренбургскому войску принадлежит 1 1/ 2миллиона дес. войсковых земель, Донскому – 1,9 млн. дес. и т. д. На почве этой «муниципализации» развиваются чисто феодальные отношения. Эта, фактически существующая, муниципализация означает сословную и областную замкнутость крестьян, раздробленных различиями в размерах землевладения, в платежах, в условиях средневекового пользования землей за службу и т. д. «Муниципализация» помогает не общедемократическому движению, а раздроблению его, областному обессиливанию того, что́ может победить лишь как централизованная сила, отчуждению одной области от другой.

И мы видим во второй Думе правого казака Караулова, который защищал Столыпина (Столыпин-де тоже допускает в своей декларации принудительное передвижение граней), разносил не хуже Плеханова национализацию и прямо высказался за муниципализацию по областям (18 заседание, 29 марта 1907 г., стр. 1366 стенографического отчета).

Правый казак Караулов в тысячу раз вернее схватил суть дела, чем Маслов и Плеханов. Раздробленность областей есть гарантия от революции. Если русское крестьянство (при помощи централизованного, а не «областного» пролетарского движения) не сумеет разорвать рамок своей областной отчужденности, не сумеет организовать всероссийского движения, то революцию всегда будут разбивать представители отдельных, хорошо поставленных, областей, которых централизованная сила старой власти будет направлять в борьбу, смотря по надобности.

Муниципализация есть реакционный лозунг, идеализирующий средневековую особность областей, притупляющий в крестьянстве сознание необходимости централизованной аграрной революции.

Именно центральная государственная власть и внушает всего больше отвращения муниципалистам. Прежде чем перейти к разбору соответственных рассуждений, надо выяснить, что такое национализация с политико-юридической стороны (мы выяснили выше экономическое содержание ее).

Национализация есть передача всей земли в собственность государства. Собственность означает право на ренту и определение государственной властью общих для всего государства правил владения и пользования землей. К таким общим правилам безусловно относится при национализации запрещение всякого посредничества, т. е. запрещение передачи земли субарендаторам, запрещение уступки земли тому, кто не является сам хозяином, и т. п. Далее. Если государство, о котором идет речь, действительно демократическое (не в меньшевистском смысле à la Новоседский), то собственность его на землю нисколько не исключает, а напротив, требует передачи распоряжения землей, в рамках общегосударственных законов, местным и областным органам самоуправления. Наша программа-минимум, как я уже указывал в брошюре «Пересмотр и т. д.» [102], прямо требует этого, говоря и о самоопределении национальностей, о широком областном самоуправлении и т. д. Поэтому детальные правила, сообразующиеся с местными различиями, практический отвод земель или распределение участков между отдельными лицами, товариществами и т. д. – все это неизбежно отходит в руки местных органов государственной власти, т. е. местных органов самоуправления.

Насчет всего этого, если и могли быть недоразумения, то они вытекали либо из непонимания разницы между понятиями: собственность, владение, распоряжение, пользование, либо из демагогических заигрываний с провинциализмом и федерализмом [103]. Основа различия между муниципализацией и национализацией не в распределении прав между центром и провинцией и уже всего менее в «бюрократизме» центра – так могут думать и говорить лишь совсем невежественные люди, – а в сохранении частной собственности на землю для одного разряда земель при муниципализации, в полной ее отмене при национализации. Основа различия – «аграрный биметаллизм», допускаемый первой программой и устраняемый второй.

Если же вы подойдете к теперешней программе с точки зрения возможности произвола центральной власти и т. п., – (на этой точке зрения пробуют выехать нередко вульгарные защитники муниципализации), то увидите, что теперешняя программа страдает в этом отношении сугубой путанностью и неясностью. Достаточно указать, что теперешняя программа передает «во владение демократического государства» и «земли, необходимые для переселенческого фонда», и «леса и воды, имеющие общегосударственное значение». Ясно, что понятия эти совершенно неопределенные и что почва для конфликтов тут необъятная. Возьмите, например, новейшую работу г. Кауфмана во II томе кадетского «Аграрного вопроса» («К вопросу о нормах дополнительного наделения»), где сделан расчет по 44-м губерниям о земельном запасе для донаделения крестьян по высшим нормам 1861 года. «Вненадельный земельный фонд» исчисляется сначала без лесов, потом с лесами (сверх 25 % лесистости). Кто определяет, какие из этих лесов имеют «общегосударственное значение»? Конечно, только центральная власть государства, – и, следовательно, в руки ей меньшевистская программа дает гигантскую земельную площадь – 57 млн. дес. в 44 губ. (по Кауфману). Кто определяет, что такое «переселенческий фонд»? Конечно, только центральная буржуазная власть. Только она решает, являются ли, например, 1 1/ 2млн. дес. войсковых земель у оренбургских казаков или 2 млн. дес. у донских казаков «переселенческим фондом» для всей страны (ибо казаки имеют по 52,7 дес. на двор), или нет. Ясно, что вопрос вовсе не так стоит, как ставят его Маслов, Плеханов и К o. Не в том дело, чтобы бумажным постановлением защитить местные областные самоуправления от посягательств центра, – это невозможно сделать не только бумагой, но и пушкой, ибо капиталистическое развитие идет к централизации, сосредоточивает в руках центральной буржуазной власти такую силу, которой не могут никогда противостоять «области». Дело в том, чтобы один и тот лее класс имел политическую власть и в центре и на местах, чтобы там и здесь была вполне последовательно проведена совершенно одинаковая степень демократизма, обеспечивающая полное господство, к примеру скажем, большинства населения, т. е. крестьянства. Исключительно в этом состоит реальная гарантия от «чрезмерных» посягательств центра, от нарушения «законных» прав областей; все остальные гарантии, измышляемые меньшевиками, – сплошная глупость, защита бумажным колпаком провинциального филистера от сосредоточенной капитализмом силы центральной власти. Именно такую филистерскую глупость и делает Новоседский, как делает ее вся теперешняя программа, допуская полный демократизм местных самоуправлений и «невысшую» степень демократизма в центре. Неполный демократизм центра означает обеспечение власти в центре не большинству населения, не тем элементам, которые преобладают в местных самоуправлениях, а это означает не только возможность, а неизбежность конфликтов, победителем из которых непременно, в силу законов экономического развития, выйдет недемократическая центральная власть!