Михаил Задорнов - Придумано в СССР

Когда я ещё учился в школе, на лето всегда приезжал сюда. Тогда это была деревня. У меня здесь была знакомая девочка, первая любовь, которая теперь в памяти перешла в раздел «увлечения молодости». За десять дней до конца четверти начинал собираться тогда в деревню. Не терпелось. «Наконец-то, – думал, – каникулы. Целых три месяца, конца отдыху не видно». С тех пор прошло десять лет. И теперь это не деревня, а город.

Когда мы встретились, я пригласил Лену к себе в гости, как и обещал своим.

– К вымышленным родственникам? – спросила она.

– А вы что, боитесь?

– Я имею на это право. – Лена пожала плечами, но пошла.

Тётя очень обрадовалась.

– Зовите меня просто тётя Нюра, – сказала она Лене, конечно принимая её за мою невесту.

– Удивительный вы всё-таки человек, – сказала Лена в третий раз за два дня, увидев, что у меня действительно есть родственники в незнакомом городе.

– Вы тоже в командировку? – спросила тётя Нюра. – Или просто так, за компанию?

– Я? Да-да!..

– Пойдёмте в комнату, – успел я не дать спросить Лене: «А кто ещё?»

– И тоже по этим всяким космическим делам? – продолжала интересоваться тётя Нюра.

Я попытался ей незаметно подмигнуть. Все это заметили, кроме тёти.

– Нет, я строитель. А вы, значит, по космическим делам? – спросила она у меня.

– А вы не знали?! – удивилась тётя Нюра. – Ну, он вообще бука; в детстве, знаете ли, был такой же: стеснительный и молчаливый. Бывало, слова за весь день не дождёшься.

– Вы про кого, про Юру говорите? – уточнила Лена спокойным тоном, чтобы не вызвать лишних подозрений.

– А про кого же ещё? Он у нас в семье один такой. Бука! Слова не вытянешь. Так все и звали его – «сухарь». Одного только – очков на носу не хватало.

Никакие подмигивания уже не могли спасти меня. Накрывая на стол, тётя Нюра даже не смотрела в мою сторону.

– Я ещё тогда говорила, – продолжала она, – что из него толк будет. Накаркала. Ишь ты! Что рожи корчишь-то? Ладно, ладно, молчу. – Она вышла на кухню.

«Кто больше представляет интерес для женщин, – думал я тогда, – мужчина с загадочным прошлым, большим будущим или разгаданным настоящим?»

– Так, значит, вы не безработный? Стеснительный и молчаливый? – спросила Лена.

Я промолчал.

Если верить ещё одной не менее глупой книжке, то, к сожалению, всем приличным молодым женщинам и девушкам нравятся мужчины с загадочным прошлым. А в мужчин с большим будущим влюбляются только женщины с сомнительным прошлым.

– А вы действительно скоро защищаетесь?

– Да. – Я попытался смутиться.

– И по какой специальности, если не секрет?

– Секрет.

Меня выручил дядя Коля – тем, что пришёл с работы. За столом пили наливку, чай, смотрели семейные фотографии, вспоминали былые времена и каким я был маленьким.

В гостиницу мы пошли дальней дорогой. Мимо реки. Река была чёрной. Только осколки льдин сверкали в лунном свете. Казалось, что к вечеру снова наступила зима. От реки дышало холодом. Зато снег лепился чертовски здорово! Раньше в кинофильмах я терпеть не мог сцен, в которых молодые люди гоняются друг за другом по берегу реки или, ещё хуже, по берёзовой роще. А уж когда влюблённые начинали на экране играть в снежки, я просто всегда выходил из зала. Разве мог я когда-нибудь предположить, что сам буду этим заниматься? И что всё это мне будет нравиться.

Впрочем, скорее всего, мне это нравилось потому, что от Лениной замкнутости и надменности не осталось ничего, кроме гордой походки, которая на скользкой дороге её то и дело подводила. Она постоянно шлёпалась. И шлёпалась так смешно, как могут шлёпаться только очень серьёзные клоуны.

А потом мимо нас проехала телега. Я договорился с её хозяином, и он без всякой мзды согласился нас довезти до гостиницы. Разгорячённые, мы сидели на телеге, болтали ногами и разговаривали о звёздах, пришельцах, бесконечности, экстрасенсах и охране окружающей среды…

На ступеньках гостиницы мы остановились, и я показал на луну:

– Смотрите, завтра ветреный день будет!

– Откуда вы знаете?

– Видите, вокруг луны матовое пятно?

Она подняла голову, а я поцеловал её в щеку.

– И вправду, странная луна, – сказала Лена. – А теперь пора по домам. Завтра к поезду рано вставать.

Как в самом низкопробном кинофильме, я бежал по дороге, лепил снежки и запускал ими в фонарные столбы. Если б это было в кино, на этом месте я бы точно вышел из зала.

Дядя с тётей пришли проводить нас. Автомат с улыбкой пробил третий в моей жизни прогул. Весеннее небо нахмурилось и перестало посылать на землю лучи хорошего настроения. В первом тамбуре наверняка обеспокоены нашим отсутствием.

– Приезжайте ещё, – сказала тётя, – будем рады.

Дядя Коля помахал нам, словно мы уезжали в свадебное путешествие.

Поезд оказался значительно лучше прежнего. Из окон почти не дуло. Наверно, поэтому он был туго набит пассажирами. В купе с нами ехала пожилая пара. Ехали издалека. Потому очень обрадовались новым собеседникам. Разговор завязывался сразу обо всём. Говорили о погоде, летающих тарелках, Бермудском треугольнике, муже Пугачёвой и платьях Эдиты Пьехи одновременно.

Когда все проблемы были решены, перед самой Москвой мы вышли с Леной передохнуть из купе в коридор. Чем ближе поезд подходил к Москве, тем более замкнутым снова становилось её лицо. Москва обязывала.

– Ну вот и всё! – сказала она, когда поезд пересёк границу Москвы. – Смешная получилась командировка.

– Особенно для меня, – согласился я.

– Да, для вас особенно. Товарищ тунеядец… по космическим делам. Интересно, что вы скажете на работе?

– Скажу честно: очень интересный роман оказался!

Удивительно, из окон поезда никогда нельзя представить себе лицо города, в который въезжаешь. И в самых красивых городах поезд пробирается к вокзалу какими-то огородами, свалками, складами, о которых не имеешь понятия, даже если живёшь в этом городе.

– Знаете, скоро мы уже приедем. – Лена вдруг повернулась ко мне и сказала мягко и серьёзно, положив руку мне на плечо: – Мне хочется вам сказать, Юра, что тогда в нашем, как вы говорите, первом тамбуре вы сначала очень раздражали меня своей самоуверенностью. Потом, в метро, начали забавлять. В поезде я к вам уже привыкла. А сейчас мне жаль, что моя командировка кончилась.

– И мне жаль, – честно сказал я. – Тем более после ваших слов.

И я признался ей, что уже два года, читая книжки, представляю её героиней, а себя – героем.

Она даже улыбнулась от этого признания. Наверно, представила меня Печориным или Онегиным. Хотя ни на ту, ни на эту роль я не гожусь. А если гожусь, так только на роль Пьера Безухова.

А потом была Москва. Шумная, деловая, с цветами, встречающими. Мы, словно два аквалангиста, надышавшиеся кислородом и налюбовавшиеся красотами тихого подводного мира, вынырнули на городском пляже.