Константин Кайтанов - Повесть о парашюте

Много впечатлений вывез я из заграничной командировки. Круг моих знаний расширился, в этом была несомненная польза. Но увы, эта поездка принесла и некоторые минусы. В 1936 году меня срочно вызвали в Москву и предложили поехать в Испанию помочь нашим испанским товарищам защищать завоевания рабочего класса. Я сразу же с радостью согласился. Но в процессе разговора возник вопрос, какие языки я знаю. Я ответил, что бегло говорю по-французски и что научился этому будучи в командировке во Франции.

Последовала небольшая пауза, и мой собеседник велел мне прийти к нему завтра. А наутро мне было сказано, что поскольку я был во Франции и меня знают в лицо, посылать меня в Испанию нецелесообразно. Несмотря на все мои бурные возражения, решение осталось в силе…

И еще я хочу рассказать об одном эпизоде, который произошел в 1963 году, но живо напомнил командировку во Францию.

В числе моих учеников 1935 года был скромный молодой сержант по фамилии, если произносить ее на русский лад, Орват.

Сержант успешно прошел теоретическую подготовку и хорошо выполнял прыжки с самолета. Во время разлива Роны мы как-то с майором Жеем плыли в лодке, направляя ее ход шестами. Орват сфотографировал эту сцену и попросил написать на фотокарточке несколько слов. На лицевой стороне фото я написал: «Симпатичному и скромному Horvattu — Кайтанов. Авиньон 31.12.35 года».

И вот в начале 1963 года я получил письмо от работника штаба Военно-Воздушных Сил, известного парашютиста-рекордсмена. Он писал, что французское посольство переслало в штаб письмо-просьбу Орвата выслать ему знак парашютиста, так как его, дескать, учил прыгать с парашютом русский инструктор Кайтанов. А в качестве доказательства он приложил копию фотоснимка с моей подписью.

Такой знак пришлось этому французскому парашютисту Орвату выслать, хотя прыжок он совершил ни много ни мало 28 лет тому назад.

В тридцатые годы советская авиация бурно развивалась. Девиз «летать выше всех, быстрее всех и дальше всех» претворялся в жизнь. Полеты новых машин на высотах более 6–8 километров становились обычным делом. А это означало, что такие высоты надо было осваивать, «обживать» и парашютистам, чтобы не отставать от развития авиации.

Это оказалось не таким простым делом.

Изо дня в день, поднимаясь на различные высоты, я на себе испытывал действие разреженного воздуха. До четырех километров высота почти не чувствуется и на работоспособности не сказывается. Но начиная примерно с пяти километров картина меняется: резко учащается дыхание, организму не хватает кислорода. Я глубже стал интересоваться воздействием высоты на организм человека и узнал много интересного.

Впервые воздействие высоты на организм человека описал Робертсон, который 18 июля 1803 года на воздушном шаре достиг высоты 7350 метров.

«Занимаясь различными опытами, — писал Робертсон, — мы испытывали общее недомогание и какой-то страх: шум в ушах, чувствовавшийся уже много раньше, все увеличивался по мере того, как барометр стал опускаться ниже 13 дюймов [2] Это соответствует высоте около 6500 метров. . Наше недомогание несколько напоминало ощущение, которое приходится испытывать, когда человек при плавании погружает голову в воду. Нам казалось, будто в груди произошло расширение и грудь утратила свою упругость. Мой пульс был усиленный, у Лоста — замедленный. У него, как и у меня, вспухли губы и глаза налились кровью, вены на моих руках вздулись, рельефно выступив наружу. Мы находились в состоянии моральной и физической апатии и с трудом могли бороться с сонливостью».

Наиболее подробное, не утратившее своего значения и до сих пор, описание высотной болезни сделано Тиссандье, единственным оставшимся в живых пилотом воздушного шара «Зенит», который поднялся 15 апреля 1875 года с экипажем из трех человек. Вот некоторые характерные выдержки из записок Тиссандье.

«На высоте 7000 метров Сивель начал по временам закрывать глаза, даже подремывать, он выглядел несколько побледневшим. Мороз давал себя чувствовать, и мы стояли, накинув на плечи ватные дорожные одеяла. Меня охватило оцепенение… Я хотел надеть перчатки, но не нашел сил достать их из кармана. Начиная с высоты 7000 метров я вел записи почти машинально. Вот дословные строчки, занесенные без сохранения в памяти того, что я писал. Эти строчки набросаны очень неразборчиво, рукой, дрожащей от холода: „Мои руки закоченели. Чувствую себя хорошо. Летим хорошо… Мы поднимаемся. Кроче сопит… Сивель закрывает глаза. Кроче тоже закрывает глаза. Я опоражниваю респиратор. Температура минус 10… 1 час 20 минут. Давление 320. Сивель уснул. 1 час 25 минут. Сивель бросает балласт“.

Последние слова можно разобрать с трудом:

„Сивель, пробыв несколько минут неподвижным, вскакивает; его энергичное лицо одушевлено. Он обращается ко мне: „Какое давление?“ — „Триста миллиметров“ (около 7450 метров). „У нас еще много балласта… Бросать?“ Я отвечаю ему: „Делайте, как хотите“.

Он задает тот же вопрос Кроче. Последний весьма энергично кивает головой в знак согласия… Слабость была так велика, что я не мог повернуть голову в сторону моих спутников. Хотелось вдохнуть кислород, но я не мог поднять руку к трубке. Я хочу крикнуть: „Мы дошли до восьми тысяч“, но язык мой словно парализован.

Затем закрыв глаза, я падаю обессиленный и совершенно теряю сознание“. Это было около 1 часа 30 минут».

Люди, знавшие физические свойства воздуха на земле, полагали, что и с подъемом на высоту они не будут изменяться. Оказалось, что это не так.

Человек, находящийся на значительной высоте, подвергается воздействию минусовой температуры, низкого барометрического давления и кислородного голодания.

Если с низкой температурой, доходящей порой до минус 50–60 градусов Цельсия, бороться сравнительно просто, применяя теплую одежду, электрообогреваемые костюмы и т. п., то низкое барометрическое давление доставляет больше хлопот. Оно вызывает у человека явления, которые весьма затрудняют пребывание на высоте, а иногда делают его даже невозможным.

Воздействие низкого барометрического давления ощущается сильнее на больших высотах. Впрочем, выражается оно у каждого человека по-разному. У некоторых людей на высоте 9— 13 километров, например, возникают боли в суставах. А у других они не возникают вовсе. Суставные боли иногда достигают такой силы, что заставляют прекратить полет или снизиться до высоты 7–8 километров, где они исчезают. Быстрый подъем вызывает особенно острую боль.