Михаил Вострышев - Патриарх Тихон

Начались допросы свидетелей. И вновь неудача режиссеров процесса. Волкова — мать пяти красноармейцев! — стала уверять суд, что сама видела чудесные исцеления от мощей святых Виленских угодников, что благодаря ее молитвам мученикам Господь хранит всех ее детей.

Наконец нашелся один свидетель, заверивший суд, что никаких чудесных исцелений во Владимире-Екатерининском монастыре не было. Этот ценный для следствия человек был приглашен из Гжатска, где служил начальником отделения уголовного розыска и по долгу службы активно боролся с религией.

Настала очередь допрашивать Святейшего патриарха Московского и всея России Тихона.

— Вы участвовали в посылке иконы с мощами в монастырь Гжатского уезда? Расскажите суду, как было дело, — сурово потребовал председательствующий товарищ Лунин.

— В августе прошлого года ко мне поступила бумага от архиепископа Назария с просьбой разрешить освятить икону Виленских угодников с частицей их мощей. И так как это Советской властью не запрещено, я разрешил. Была у меня и Волкова, пожелавшая пожертвовать икону в обитель. Я благословил, но с условием, чтобы было получено согласие игуменьи Серафимы.

— Кто в 1919 году составил неверный акт о виленских мощах?

— Вскрыть мощи Виленских угодников приказал я, о чем говорил с Преосвященным Назарием. Мощи найдены вполне настоящими, о чем составлен акт.

Обвинитель полистал «Постановление по обвинению», сочиненное для судей Шпицбергом, и нашел еще одно «преступление» патриарха.

— А сколько вы получаете денег с Иверской часовни?

— Моей канцелярии отдают одну треть братской кружки. За последний месяц получил сорок тысяч рублей.

Назначенный судом защитник тоже решил поучаствовать в допросе:

— А при вас были исцеления? И что такое, по-вашему, мощи?

— За время пастырской службы исцелений не видел. Мощами почитаю всякие останки угодника Божия — будь то прах, кость или сохранившееся тело.

После допроса патриарха, дабы наглядно показать «паразитическую жизнь черной рати духовенства», зачитали сообщение помощника заведующего экономией «советской фермы», оттягавшей у Донского монастыря добрую часть его территории. Судьям пришлось изрядно поломать головы, чтобы увязать с проходившим процессом расплывчатые намеки «товарища с советской фермы» Молоканова, что кто-то, кого он не помнит, когда-то ему говорил, что как-то монахи устроили торжество, израсходовав на обеденный стол восемьдесят тысяч рублей.

Пора было вступать в борьбу «общественному обвинителю» Галкину. Вот только от какого «общества» выступал бывший священник, а ныне воинствующий безбожник, мало кто знал. Он без лукавых юридических вывертов, как истинный революционер и новатор судебного делопроизводства, потребовал от суда вызвать свидетелем… главного организатора происходящего процесса Шпицберга.

Нахальства «общественного обвинителя» не смог выдержать один из защитников и заявил, что Шпицберг является следователем по этому делу, к тому же он все время процесса находился в зале суда, а потому по закону не может выступать свидетелем.

И случилось неслыханное в советском суде: в ходатайстве Галкину отказали. Пока давали нудные показания о мумифицировании врачи, он оторопело соображал, что следует предпринять, и в конце концов потребовал перерыва на пятнадцать минут. О чем он беседовал эти четверть часа с судьями — неизвестно, но предположить можно, судя по тому, что, несмотря на повторные протесты защиты, пресловутый Шпицберг все-таки был допрошен как свидетель. Он резво отвечал на совместно продуманные с сослуживцем по Наркомату юстиции Галкиным вопросы. При этом особо пытался оболгать патриарха Тихона:

— Игумен Илларион, заведующий Иверской часовней, за один 1919 год получил от торговли свечами 576 тысяч дохода. Патриарх Тихон за одни молебны в Иверской часовне получил за 1919 год одну треть братской кружки — полмиллиона рублей. При часовне имеется приходской совет, в котором состоит бывший миллионер Смирнов…

Следователь-свидетель поворачивал процесс в нужное ему русло, сыпал цифрами и фактами, надеясь, что они возмутят спокойствие зала и судей, докажут наличие несметных денежных богатств у патриарха и тогда будет повод обвинить главу Церкви в спекуляции. Но только скрывал Шпицберг дальнейший путь денег из патриаршей канцелярии: выплата содержаний и пособий священникам, ремонт храмов, нужды самой канцелярии.

В час ночи председательствующий объявил о закрытии заседания. Следующее заседание началось с зажигательной речи Галкина. Он обвинил отца Досифея «в спекуляции, ловком шантаже под религиозным флагом» и предложил «заключить его в концентрационный лагерь до окончания гражданской войны, до полной победы трудящихся масс». То же обвинение он предъявил старушке-игуменье и потребовал для нее того же наказания. Заодно, по сговору со свидетелем-следователем Шпицбергом, предложил отдать под суд патриарха и архиепископа Назария.

Защитники нехотя протестовали. Первый из них, Брусиловский, обозвал игуменью «дряхлой и психически нездоровой», а иеромонаха «подлинной пешкой», заявив, что основные виновники — «представители высшей духовной власти — остались в тени». Второй защитник, Мажбиц, немного изменив порядок слов, вторил коллеге.

Обвиняемые от последнего слова отказались — слишком были подавлены трагическим фарсом, разыгранным на сцене московского судилища.

Объявленный «именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики» приговор представляет собой шедевр мифотворчества оскудевших разумом и совестью судей (если, конечно, не Галкин со Шпицбергом его сочинили).

«1920 года, 21 и 23 июля, народный суд гор. Москвы по особой сессии при Совнарсуде, в составе председательствующего — зам. председателя Совета народных судей А. В. Букина и народных заседателей тт. И. П. Силаева и И. С Куралина, слушал дело по обвинению иеромонаха Донского монастыря Досифея Кузьмича Жидкова и игуменьи Владимиро-Екатерининской обители Смоленской губ. Серафимы (она же Евдокия Евграфовна Воробьева) в контрреволюционных действиях и религиозных шантажах с кусками трупов, выдаваемых за «нетленные мощи» так называемых виленских угодников: Иоанна, Антония и Евстафия.

Перед народным судом прошла картина жизни и идеологии официальной церкви, теряющей свое значение, влияние и экономическое могущество под могучим железным колесом пролетарской революции и делающей последние попытки возвращения себе потерянного влияния на отсталые, темные, невежественные массы…

Переходя к мере наказания, нар. суд прежде всего констатирует, что главные виновники, руководители этого дела — высшее духовенство в лице Тихона и Назария, что при таких условиях в полной мере не могут отвечать Серафима и Досифей, что оба обвиняемые преклонного возраста, потому нар. суд, принимая во внимание материалы судебного следствия, постановил: 1) Игуменью Серафиму (она же Евдокия Воробьева) следовало бы изъять до окончательной победы трудящихся из общества, как паразитирующую уже десять лет за счет трудящихся, но в силу ее преклонных лет передать в одно из учреждений Отдела социального обеспечения с содержанием за счет государства.