Нина Соротокина - Великая Екатерина. Рожденная править

Везли в Россию мальчика тайно. Елизавета торопилась и боялась, что на будущего наследника нападут в дороге и увезут в неизвестном направлении. Но все обошлось. В сопровождении барона Николая Федоровича Корфа и обер-гофмаршала Брюмера 5 февраля 1742 года он прибыл в Петербург. Был отслужен благодарственный молебен. На мальчика тут же возложили знак отличия – Андреевскую ленту с брильянтовой звездой.

Сразу по приезде Петру определили воспитателя – профессора «элоквенции (красноречия) и поэзии» Якова Яковлевича Штелина. Воспитатель обнаружил в наследнике полное отсутствие знаний, страсть ко всему военному и очень хорошую память. Обучение происходило странным образом. Штелин во всем потакал своему воспитаннику. Если тот не мог усидеть на месте, профессор ходил с ним рядом и вел отвлеченный разговор. Штелин не видел смысла в систематическом, последовательном обучении, а для усвоения знаний прибегал к картинкам. Вот выдержки из его отчета Елизавете: «Стараясь извлечь пользу из каждого случая, например, … при кукольных машинах объяснен механизм и все уловки фокусников; при пожаре показаны все орудия и их композиции…» и т д. Историю государств он учил с помощью изображения государей на монетах. Петр смотрел, слушал, но по-настоящему его интересовала только игра в солдатики. Мальчик и не тянулся к образованию. Любимым его чтением были разбойничьи романы, чтение сродни нашим плохим детективам. Как пишут историки, он был человек мелочный, обидчивый, упрямый, легкомысленный, но не злой.

Русский язык Петр освоил с грехом пополам, но не любил его, предпочитал изъясняться по-немецки и по-французски. Он знал и любил музыку и живопись, но ненавидел обязательные занятия танцами. Усвоение догматов православия давалось ему с трудом. Многие современники утверждали, что в душе Петр так и остался лютеранином. Обряд крещения состоялся 7 ноября 1742 года. Петр держался достойно. Елизавета была очень всем растрогана. Поначалу она любила племянника.

После обручения осенью 1744 года великий князь Петр Федорович с невестой посетил Киев. Это свадебное путешествие ему дорого обошлось. Вначале что-то случилось с желудком, потом корь, а напоследок страшнейшая болезнь XVIII века – оспа. Он остался жив – вылечили, но оспа на всю жизнь изуродовала его лицо. Екатерина пишет, что не узнала его после болезни: «…все черты лица огрубели, лицо все еще было распухшее и несомненно было видно, что он останется с очень заметными следами оспы».

Венчание молодых произошло в Петербурге в августе 1745 года и было очень пышным. Весь церемониал был расписан загодя. Указ императрицы, выпущенный за полгода до назначенной даты, повелевал двору, а также вельможам первых четырех классов и их женам, обновить свой туалет и транспорт, то бишь, кареты. Указ учел даже слуг, даже гайдуков на запятках, которых тоже следовало обрядить во все новое.

Праздник продолжался десять дней. Н.И. Павленко пишет: «В пять часов утра в пятницу 21 августа 1745 года пушечные выстрелы из крепостей и с кораблей, специально введенных в Неву, дали сигнал для сбора войск, построенных шпалерами от Зимнего дворца до Казанского собора, где должно было происходить венчание». Праздник завершился плаваньем по Неве знаменитого ботика Петра Великого, Елизавета очень чтила своего отца.

Екатерина с упоением пишет о венчании и празднике, который ему сопутствовал. «На другой день после свадьбы, приняв ото всех поздравления в Зимнем дворце, мы поехали обедать к императрице в Летний дворец. Поутру она мне привезла целую подушку, сплошь покрытую чудным изумрудным убором и послала сапфировый убор великому князю для подарка мне; вечером был бал в Зимнем дворце». А вот кадрили в разноцветных домино на маскараде: «Первая кадриль была великого князя в розовом с серебром; вторая в белом с золотом была моя, третья – моей матери, в бледно-голубом; четвертая, в желтом с серебром, моего дяди, принца епископа Любекского». А уж сколько было съедено, выпито! Но праздники кончаются, и начинается жизнь.

28 сентября, то есть спустя месяц после свадьбы дочери, Иоганна, принцесса Цербстская была выслана из Петербурга. Вот предыстория этого события. Еще в мае 1744 года Елизавета устроила Иоганне разнос. Этому предшествовала высылка из России французского посла Шетарди. Ах, если бы не дипломатическая переписка, что бы мы знали об истории Европы (и не только Европы)? Шетарди склонял императрицу к союзу с Францией. Она упрямилась, потому что этому союзу препятствовал вице-канцлер Бестужев. Доведенный до отчаяния Шетарди в своих дипломатических отчетах домой крыл Елизавету почем зря: ленива, неспособна к делам, на уме только удовольствия и т. д. Чтоб подкрепить свои сведения, Шетарди описывал свои беседы с Иоганной. Принцесса Цербстская тоже позволяла себе осуждать Елизавету.

Как известно, Бестужев завел в своем министерстве Черный кабинет – отдел в котором расшифровывали и перлюстрировали всю дипломатическую почту. Письма Шетарди были представлены Елизавете. Разразился скандал. Французского дипломата выдворили из России в 24 часа. Иоганна избежала этой участи только потому, что нужна была на свадьбе дочери.

Происшедшее ничему не научило Иоганну. По приезде в Россию Иоганне Ангальт Церстской было 33 года. Из очень, мягко говоря, скромного, дома она попала в оглушительное богатство русского двора и совершенно потеряла голову. Нельзя сказать, чтобы Иоганна была хороша собой, но она умела нравиться. Наконец она дорвалась до почестей, славы, а пятнадцатилетняя дочь, гусенок с длинной шеей, только некая помеха на пути к славе. Мать жила широко, делала долги, не пропускала ни одного бала (Бестужев в насмешку прозвал ее королевой-матерью), но при этом не забывала наставления и советы Фридриха II. Цербстская принцесса вела активную переписку и беззастенчиво вмешивалась в политические дела России. Брюмер был ее верным помощником. Вся ее переписка была в руках Бестужева. Наконец, «чаша терпения» Елизаветы переполнилась. Вслед за Иоганной из Росси был выслан и Брюмер.

На прощанье Елизавета подарила Иоганне 50 000 рублей и два сундука с китайскими шалями и разными материями, свиту ее также щедро одарили. На последней встрече с императрицей Иоганна упала перед ней на колени, прося прощения. Елизавета сказала, мол, раньше надо было быть такой смиренной.

После отъезда Иоганны выяснилось, что подаренные императрицей деньги никак не покрывают сделанной «королевой-матерью» долгов, их было в полтора раза больше. Екатерина пишет: «Чтобы вывести мать из затруднения, я взяла на себя эти долги, сделанные в России». А потом она их платила и платила, зачастую отказывая себе во многом.