Иван Малютин - Незабываемые встречи

— Вот вам, читайте, да не забывайте Пушкина, — и, усмехнувшись, добавил: — и меня тоже. Заходите в другой раз, — он торопился, — у меня люди…

Я поблагодарил его, и мы простились. Но он вернулся от дверей кабинета и остановил меня.

— Вот что, к следующему разу писец перепишет вам кое-что из моих стихотворений. Я скажу ему. Вы недельки через две понаведайтесь…

Я долго не заходил к Трефолеву, но все время думал, если не сходить, то, может, многое в жизни потеряю… А он такой добрый, ласковый, но все занят. У него всегда общественные дела и какое-то начальство с блестящими пуговицами на мундирах.

Наконец мне посчастливилось, Леонид Николаевич был в хорошем расположении духа, а главное, у него не было посетителей.

— Вы как-то говорили, что любите театр, помните? — спросил он.

— Да, люблю, но я смотрел только «Горе от ума»…

— Мне довелось видеть знаменитого Михаила Семеновича Щепкина. Лет сорок назад он из Москвы приезжал. Две пьесы ставили тогда с его участием: «Ревизора» Гоголя и «Скупого» Мольера.

— «Ревизора»-то я читал, а «Скупого» не знаю, — сказал я.

— А вот наше купечество, — начал он, — не уважает хороших классических пьес. Помню, как плохо встретили великого артиста. Обидно было со стороны смотреть на такое равнодушие, — и он кратко рассказал о знаменитом Щепкине и как любил его народ.

— Театр-то наш, Ярославский, интересен тем, что он самый первый в России, основан Федором Григорьевичем Волковым. Через год будем праздновать 150-летие его существования…

Леонид Николаевич передал мне переписанные писцом свои последние стихотворения, в том числе и новый «Камаринский» — памфлет на англо-бурскую войну в Южной Африке.

В 1900 году Леонид Николаевич был инициатором организации 150-летнего юбилея русского театра, который, по словам одного исследователя, «вопреки воле правительства превратился в большое событие в жизни страны и театра».

На юбилее 9 мая 1900 года Леонид Николаевич, встреченный громкими рукоплесканиями, искренне, просто и задушевно прочитал стихотворение «На родине русского театра».

На торжество, посвященное памяти отца русского театра, приехали в Ярославль лучшие артисты Москвы и Петербурга. Среди них: Южин-Сумбатов, высокий, стройный и красивый, не в меру тучный «Дядя Костя» — Варламов, солидный Давыдов, директор Императорских театров Теляковский и главный режиссер и драматург Евтихий Карпов — автор «Рабочей слободки», Сухово-Кобылин — автор «Свадьбы Кречинского», седенький восьмидесятилетний старичок.

На чествовании присутствовал низенький, но очень тучный В. М. Михеев — редактор ярославской газеты «Северный край», от которого вся извозчичья пролетка визжала, скрипела и гнулась до земли, когда он на нее садился. Много было и знаменитых актрис…

После этого торжества Леонид Николаевич стал чаще и чаще прихварывать. К тому же начальство во главе с губернатором косо смотрело на него за «неподчинение законности» в программе празднования.

Тяжел и тернист был путь Леонида Николаевича. Недаром он был таким добрым и отзывчивым к простому, забитому нуждой и бесправием русскому человеку, Касьянам и Макарам нашего далекого прошлого.

Каждый раз, когда слушаешь его «Дубинушку»:

или «Камаринского», невольно вспоминается их автор.

Мной не забудутся его глубокая любовь к народу, вера в его будущее и надежды на силы народные… Салтыков и Некрасов признавали у Трефолева «немалый талант», Некрасову принадлежит выразительный отзыв о поэте: «Стихи Трефолева бьют по сердцу», «Это мастер, а не подмастерье». На замечание собеседника о том, что Трефолев — ученик Некрасова, последовал ответ: «Скорее последователь, но если ученик, то такой, которым может гордиться учитель».

Стремление внушить читателю отчетливое сознание права на счастье, характеризует многие стихотворения Трефолева.

Несчастный отставной чиновник, спившийся и превратившийся в шута, Касьян — «мужик камаринский» и многие другие обделённые счастьем — таковы герои Трефолева.

Большой популярностью пользовалась его «Дубинушка», «Шут», «Ямщик», «Грамотка» и многие другие стихотворения.

Песня о «камаринском мужике» в те годы пользовалась исключительной популярностью среди прогрессивной общественности и демократической молодежи. И это стихотворение следует, по всей вероятности, отнести к числу высших идейно-художественных достижений Леонида Николаевича Трефолева.

Припоминается мне еще один литературный вечер в Волковском театре. Великим постом в те времена не разрешалось «комедийное действо», это считалось грехом. Театр был свободен. Время от времени в нем устраивались по казенной программе, с дозволения начальства литературные вечера. На таком вечере я видел в последний раз Леонида Николаевича, выступавшего с новыми стихами и встреченного бурными аплодисментами. Тогда же выступал со своими рассказами Михаил Павлович Чехов — брат Антона Павловича.

С тех пор я больше не встречался с Леонидом Николаевичем.

На всю жизнь остались памятные слова Леонида Николаевича, сказанные им в нашу первую встречу, что нужно читать хорошие книги, особенно, Пушкина, брать пример с таких самоучек, как Суриков, Дрожжин, и никогда не унывать, не падать духом, а бодро смотреть вперед и крепко верить в прекрасное и счастливое будущее нашей страны и нашего великого народа.

Эти слова писателя-поэта Леонида Николаевича Трефолева я сохранил в памяти на всю жизнь.

При воспоминаниях о Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник становится как-то хорошо и радостно на сердце, словно весной.

В те годы, когда я познакомился в журналах с ее стихами, в литературе чувствовался свежий ветер. Появились брошюры революционного содержания. В 1905 году появились издательства, выпускающие эти книжки. Особенно много было издано «Донской речью». Они, эти брошюры, словно искры, сверкали в темноте нашей жизни. Их издателей штрафовали, типографии закрывали, но книжечки вновь выходили в другом месте и под другими названиями.

Издавались и большие сборники революционных стихотворений, как, например, «Избранные произведения русской поэзии» (сборник этот составлен был В. Д. Бонч-Бруевичем) или «Русская муза» П. Ф. Якубовича. Появилось множество мелких поэтических сборников, в которых неизменно помещались «Марсельеза» и другие боевые песни и стихи.

Потом появился «Овод» Войнич, «Марсельцы», «История одного крестьянина», «Один в поле не воин», «Девяносто третий год», «Шаг за шагом», «Знамения времени» и др.

С позором заканчивалась русско-японская война. Видно было, что правду скрывать нельзя. И вот из того далекого времени особенно четко и навсегда запомнилась мне одна песня Щепкиной-Куперник: