Наталья Старосельская - Товстоногов

В «Разрозненных заметках» Дины Морисовны Шварц есть такая: «1 сентября 1989 года исполнилось бы 40 лет нашего сотрудничества, дружбы, нерасставания… Впервые увидев спектакль Георгия Александровича “Где-то в Сибири”, я узнала все, что любила на сцене и хотела для себя. С этого спектакля началась его, Георгия Александровича, жизнь в Ленинграде. Я сознательно говорю: жизнь . А не работа, потому что его жизнь — это его работа, его спектакли».

Именно потому и получилась книга о жизни Георгия Александровича Товстоногова вот такой — через спектакли, через мысли о своем времени. Очень непростом времени. Впрочем, а когда времена бывают простыми?

Всю жизнь режиссер исповедовал принцип Художественного театра.

Исповедовал — на языке Товстоногова вовсе не означает молился, курил фимиам. Исповедовал — значит безгранично верил и делал все, что в человеческих силах, для того чтобы развивать и развивать дальше, обогащая, творчески обновляя те театральные традиции, что были для него незыблемы.

В своем творчестве Георгий Александрович аккумулировал учение Станиславского и опыт Немировича-Данченко, поиски их учеников — Мейерхольда, Вахтангова, Михаила Чехова, Таирова. Аккумулировал не механически, а по-настоящему творчески.

Потому каждый его спектакль и становился товстоноговским.

Потому и существовало, и вошло в легенду масштабное понятие «театр Товстоногова» — понятие емкое, уникальное, основанное на создании собственного, глубоко индивидуального художественного мира.

Этот мир ушел вместе с Георгием Александровичем.

Он не осмыслен как единая четкая традиция, как определенное учение за прошедшие полтора десятилетия. Видимо, слишком коротка еще временная дистанция для подобных осмыслений. А может быть, ушло безвозвратно то время, когда современный театр остро нуждался в осмыслении, обобщении опыта для освоения новых непокоренных вершин. Ведь слишком многое изменилось за эти полтора десятилетия и в театральном искусстве, и в нас самих.

Товстоногов не оставил преемника, но оставил множество учеников. И эти ученики, рассеянные по городам и весям, до сей поры несут в себе, в своих спектаклях приметы того воздуха, что, по словам Анатолия Смелянского, зажег Товстоногов. Порой они дают себя ощутить то в одном, то в другом эпизоде спектаклей, поставленных в самых разных, удаленных друг от друга театрах.

Учениками Товстоногова называют себя не только те, кто учился в мастерской Г. Товстоногова и А. Кацмана (он пережил Георгия Александровича всего на год с небольшим!), но и те, кто бывал на его лабораториях, кто хотя бы на короткое время прикоснулся к методологии Товстоногова и проникся ею на долгие годы и десятилетия.

В цитированном не раз на этих страницах интервью газете «Известия» (14 сентября 1988 года) Георгий Александрович Товстоногов говорил о том, что было для него невымышленно важным на протяжении всей жизни и так резко обозначилось в последние годы, когда на его глазах рушились многие достижения театральной культуры XX века, — о театральной этике как основе существования русского репертуарного театра вообще.

«Завоевание художественного доверия в театре — самое главное. Я считаю, что руководство театром есть добровольная диктатура. Я подчеркиваю слово добровольная , построенная не на власти, а на уважении и художественном авторитете. Если он завоевывается руководителем, то тогда этические законы, о которых читатели и вы меня спрашиваете, можно не на словах, а на деле проводить в жизнь».

Сегодня разговор об этике представляется почти бессмысленным нанизыванием слов — она потеряла свой авторитет и свою власть в театре, подменившись критериями псевдоэстетическими. Псевдо — потому что подлинная этика неотрывна от эстетики. Так было для Георгия Александровича Товстоногова всегда, и, пожалуй, самый недоброжелательный взгляд не отыщет ни в одном его спектакле разрыва между этими, тесно связанными понятиями.

Говоря о судьбе будущего театра — о том, что серьезно тревожило его в последнее время, — Товстоногов верил в то, что «идеалы сохраняются. Могут меняться эстетические формы, но суть театра — добраться до корок сознания средствами именно этого зрелищного искусства, его соборности… Открывается занавес, и все происходящее на сцене зависит от зрителя, а зритель зависит от того, что происходит на сцене. Эта невидимая взаимосвязь — самая главная. А средства, наверное, будут меняться. Это нельзя предугадать и не нужно».

Наверное, он был прав, великий мудрец Георгий Александрович Товстоногов, когда не хотел заглядывать в будущее — даже близкое.

Но случилось так, что оно, это будущее, стало нашим настоящим. Тем самым настоящим, в котором мы обречены сравнивать, потому что такова особенность человеческой памяти.

Вновь доверившись Георгию Александровичу Товстоногову, не станем заглядывать в будущее и мы. Но очень хочется надеяться, что наступит когда-нибудь время, и наши потомки поймут, как это важно и необходимо: собирать камни, бережно, трудолюбиво. Собирать для того, чтобы сложить из них новое, но прекрасное здание Театра, в фундаменте которого будет не гулкая пустота отрицания, а все то, что вершилось великими созидателями прошлого: Станиславским, Немировичем-Данченко, Мейерхольдом, Михаилом Чеховым, Таировым, Поповым, Лобановым…

Георгием Александровичем Товстоноговым.

Время это обязательно придет, вот только когда?

«Если бы знать… если бы знать…»

1913 (1915), 28 сентября — родился в Петербурге (предположительно в Тифлисе).

1921–1931 — учеба в средней школе.

1926, 25 мая — в семье Товстоноговых родилась дочь Натела, младшая сестра режиссера, его ближайший друг и советчик.

1927 — начинает посещать Театр юного зрителя, где осваивает различные театральные профессии.

1931 — поступает в труппу Тбилисского театра юного зрителя (русского) актером.

1933 — поступает на режиссерский факультет ГИТИСа им. А. В. Луначарского, учится у А. Попова и М. Лобанова; ставит в ТЮЗе (Тбилиси) «Предложение» А. П. Чехова.

1934 — постановка «Женитьбы» Н. В. Гоголя в ТЮЗе (Тбилиси).

1935 — ставит там же «Музыкантскую команду» Д. Дэля.

1936 — постановка «Голубого и розового» А. Бруштейн и «Великого еретика» И. Персонова и Г. Добржинского в ТЮЗе.

1937 — арестован и расстрелян отец Г. А. Товстоногова, А. А. Товстоногов. Георгий Александрович отчислен из ГИТИСа, но вскоре восстановлен; ставит спектакль «Троянский конь» Ф. Вольфа в ТЮЗе.

1938 — заканчивает ГИТИС и ставит дипломный спектакль «Дети Ванюшина» в Русском театре им. А. С. Грибоедова (Тбилиси); зачислен на должность режиссера в Русский театр им. А. С. Грибоедова.