Павел Моренец - Смех под штыком

Илья больше всех возбужден, энергичен, весел:

— Товарищи, накануне боя решено было на совещании командиров итти на Кубань… — и снова он соблазняет командиров радужными картинами вольницы, довольства и легких побед там.

— Захватывать поезда с мукой, консервами, шоколадом, с шинелями, винтовками, орудиями.

Командиры верят в успех. Верят, что масса пойдет за ними. Илья верит, что при поддержке командиров он вытянет на Кубань зеленых:

— И никакой опасности: налетел, разгромил — и скрылся.

Нет возражений. Но Илья хочет внушить им то, что они должны особенно старательно растолковать рядовым зеленым:

— Здесь, впереди Геленджика, останется первая группа. Заложники у нас есть — бояться за семьи нечего.

Согласны. Но как перебросить остальных 650 бойцов через Лысые горы, где может переночевать не больше двухсот человек? За перевалом, внизу — Папайка. Оттуда в пятнадцати верстах — больница прокаженных, лепрозорий, где нужно снять гарнизон, человек в 50, там накопиться, и оттуда за ночь пройти в Холмскую, еще верст за 18, где обезоружить сильный гарнизон и взорвать железную дорогу.

У Ильи замысел широкий: налететь на Холмскую, рикошетом — на Ахтырскую, засесть в Эриванской и Шапсугской, и оттуда нападать на железную дорогу. Других баз для расположения таких сил неподалеку нет; распылять же эти силы он не хочет.

Но он не говорит об этих замыслах, не говорит, куда сделают первый налет: таковы традиции и эти традиции он ценит; зеленые могут нападать только с уверенностью, что никто не предупредил белых. О плане налета на Холмскую знает Усенко да Тихон, они оба оттуда, оба туда тянут; знает и Кубрак, начальник пулеметной команды, ну, и, конечно, Иосиф.

Решено переправить этих 650 бойцов через Лысые горы в три дня, и накопиться в лепрозории. С первой партией направится Усенко и в ожидании остальных произведет разведку. Илья пойдет с третьей партией, чтобы никто не отстал.

Трофеи раздавали независимо от участия в бою, по потребности, даже вновь созданным где-либо отрядам. Золото, ценности — в неприкосновенном запасе. Часть мануфактуры выделили для пошивки белья в лазареты.

Третья, самая закоренелая традиция зеленых была сломлена: нет дележки — есть распределение.

Поскакали гонцы по дорогам, полезли пешие по тропинкам гор:

— Мобилизация!

Полетел все тот же грозный приказ № 44, только уж от имени командования Красно-зеленой армии. Вылезли из нор скрывавшиеся, побежали из рядов белых те, которые по малодушию сдались им прежде. Быстро выросли отряды, потекли делегации в Мягкую щель за оружием.

Пришла делегация из Пшады, сообщила, что гарнизон белых оттуда бежал. Теперь от Кабардинки до Архипки верст на сто — ни одного гарнизона. Сообщили о Петренко — скрывается на Кубани.

Илья выдал им винтовок, обещал дать столько, сколько им потребуется, дал пулемет и предложил:

— Передайте Петренко, пусть мобилизует, вооружает все население, снимает гарнизоны до самого Туапсе. Да поменьше шуму: сняли гарнизон — и ушли.

А тем временем ежедневно до глубокой ночи, три дня происходил суд офицеров. Зачем? Когда это было в горах? Судить — значит обвинить или оправдать? Но разве офицера можно оправдать? Офицеру одна милость — смерть.

Их судил не трибунал: для него не было лишних людей. Судило несколько старших начальников во главе с Ильей. Кто хотел — тот и садился за стол. Тут и Кубрак, и казначей, и Иосиф. На земляном полу хаты валялись зеленые.

Вводили офицеров одного за другим, допрашивали, отсылали — и решали. Возражающих нет — значит принято. А возражать мог всякий зеленый, хотя бы из-за печки, спросонья.

Трудно изучить человека по скудным документам, но еще труднее — без них. Тут-то и выдвинулся Иосиф. Как Илья тянулся к власти, так и Иосиф — к судилищу. Он завладел документами, сам перечитывал, разбирал та, многозначительно солидно мычал, что-то записывал.

Попробуйте решить задачу: перед вами бритый, как артист, красивый высокий мужчина в английской шинели. Документов нет. Очевидно, зеленые потеряли. И этот Иосиф заставил его признаться, что он — контр-разведчик, полковник. Попросил его рассказать о себе. Тот начал говорить, спокойно, связно, а он уставился на него, раскрыв мясистые губы, и тихо смеется: «Ха-ха-ха-ха-ха»… Контр-разведчик говорит все тем же тоном, а Иосиф ему вторит: «Ха-ха-ха-ха…» — и оглушил, как молотком:

— Я же вас прекрасно знаю.

Называет фамилии сотрудников деникинской контр-разведки в Ростове. Тот начал сбиваться с тона. Он вызвал его на минутку в пустую комнату хозяина и по-секрету сообщил: «Я же свой, я — контр-разведчик. Говорите — я вам документы дам, отправлю по горам в Сочи». Тот и признался, а зеленые у двери валяются, слышат. Вышли к столу. Иосиф смеется, контр-разведчик обескуражен, растерян: как это вырвалось признание? Отвели на сеновал: какая может быть милость к контр-разведчику.

Вызвали старичка-подполковника. Тоже работал в контр-разведке. Документы имеются.

— Это ваш ребенок на пристани плакал? — спросил его Илья.

— Мой.

Отвели на сеновал. О чем говорить с контр-разведчиком?

Вызвали армянина-офицера. Его много не допрашивали: он не служил у белых, он — дашнак; нельзя бить — оставили. Он за это потом станцевал наурскую.

Еще загадка. Рыжеватый подпоручик, Крылов. Командирован белыми в Сочи. «Я, говорит, хотел бежать к зеленым». Теперь все они хотят служить зеленым, но доказательства? Уверяет, что хотел, искал связи. Подкупает искренность — не поднимается рука.

Несколько раз вызывали его — оставили под вопросом.

Мальчика привели, лет десяти. Этого еще не доставало! Задержан на шоссе. Лицо прекрасное, глаза голубые, большие. Породистый. Умный, как взрослый. Допрашивают его — он удивляется, а Илья ему вдруг жестоко:

— Ты — шпик! — и попался мальчуган. Забегали воровато глазенки, смешался, да как заплачет:

— Я не шпик!..

Понял это слово. Послали и его на сеновал. Подсчитали: девять — расстрелять, девять — оставить; мальчик не в счет. Спорить начали. Иосиф настаивает:

— Нужно расстрелять десять, чтобы больше половины было. Для счету, это нужно для зеленых.

Илья мог бы согласиться, но вопрос о Крылове. Решили оставить.

Выстроили пленных офицеров против сеновала. Мальчика увели в хату.

Иосиф торжественно читает приговор:

— Именем Советской Социалистической Республики…

Поникли офицеры: «Так это не зеленые, это — Красная армия? Погибло все дело. Как тяжело умирать бессмысленно…».

— Военно-революционный трибунал Кубано-Черноморской Красно-зеленой армии постановил…

Перечисляет Иосиф фамилии приговоренных — и впивается ненавистным взором в каждого: