Павел Моренец - Смех под штыком

Белые растерялись. В Новороссийске началась паническая эвакуация беженцев. Деникин вздумал зачем-то перебросить в свой тыл весь Добровольческий корпус, сведенный из Добрармии. В ответ на это командующий Донской армией Сидорин вместе со своими генералами предлагал сумасшедший, полный отчаяния план: бросить Кубань, тылы, сообщения и базу, и прорываться на север [2] Стр. 242 книги Деникина «Поход на Москву» (изд. «Федерация»). .

Почему?

15 марта белые сдали Кореновскую и Тимашевскую в шестидесяти верстах севернее Екатеринодара.

16-го — Верховный круг Дона, Кубани и Терека порвал с Деникиным, из’ял из его подчинения казачьи армии, и сам развалился. Кубанская армия пошла на Туапсе, а Донская осталась в подчинении Деникина.

17-го — Екатеринодар был взят красными. Деникин отдал директиву об отводе всех войск за Кубань и Лабу, и об уничтожении всех переправ. Добровольческие части, по его утверждению, героически отбивались от красных. Он еще не терял надежды на победу, но уже предупредил военачальников об отступлении, в случае неудач, на Тамань, чтобы затем переброситься в Крым.

20-го марта он отдал последнюю директиву, относящуюся и к Кубанской армии: держаться, пока часть Добровольческого корпуса займет Таманский полуостров, чтобы оттуда продолжать борьбу.

Геленджик. Штаб. Шумный говор. Толчея. Большая комната. Высокие окна. Через открытую дверь на балкон виднеется море, все в солнечных блестках. В углу штаба — пианино. На стенах — картины. Посредине — стол и стулья. За столом, спиной к балкону стоит Илья во френче, туго затянутом широким ремнем с кобуром револьвера за поясом. На левом боку, на ремешке — полевая сумка. Он собрался на парад, но его осаждают с просьбами, вопросами, докладами. В сторонке в толпе — начхоз бородатый, вспотевший от беготни; он торопливо, точно собирается удирать от погони, отдает распоряжения по хозяйству. Временами из соседней комнаты выбегает прилизанный начальника штаба (он из числа 18 улан, прибывших в Убинку, бывший морской офицер), передает вестовым бумаги, пакеты для отсылки начальникам. В соседней полутемной комнате через раскрытую дверь видны за столом члены вновь созданного ревкома города. Их поучает комиссар фронта. В штаб ежеминутно влетают вестовые с плетками, командиры. Из маленькой комнаты, против кабинета начальника штаба, трескотня машинок. Из дальней — гудки полевого телефона и выкрики телефониста, будто он разговаривает с глухим.

К Илье подбежал начальник штаба с листом бумаги.

— Приказ можно печатать?

— Вы все пробелы заполнили? Дайте прочитаю… Так… Мы одержали блестящую победу, но не выдержали экзамена большого боя… Наши потери, затяжка боя об’ясняются нашей нерешительностью… Бить решительно — всегда меньше потерь и вернее успех… Командира и комиссара седьмого — под суд. Начальника горняжки — под суд. Начальнику артбатареи при повторении… под суд. Так… А уланы? Всех выдвинули на командные должности?..

— Так точно. Кроме двух. Один — ваш ад’ютант, другой ранен, ему отрезали руку.

— Так… А Крылова, пленного офицера? Пропустили? Назначить его помощником к Петренко, на левый боевой участок… Вы ко мне, гражданка? — обратился он к подошедшей задыхающейся от быстрой ходьбы и под’ема на второй этаж штаба миловидной девушке в каракулевом пальто.

— Да. Вы — командующий?… Сейчас… Устала… Безобразие…

— Вы можете итти, — повернулся Илья к начальнику штаба. — Возьмите приказ.

— Я пришла просить вашего содействия… Больные, раненые в ужасном положении… Грязь, без присмотра…

— Я тебе сто раз говорил! — кипятился начхоз, наседая на такого же бородача. — Разве на одном грузовике перевезешь такую махину? Ведь только подумать: несколько вагонов муки, постного масла, какава, кохвей с сахаром, консервы! Товарищ Илья приказал немедленно вывезти! Сейчас же мобилизуй весь обоз. База на Михайловском перевале. А то тут как нажмут белые, — так все им оставим!

— Товарищ Илья? — кричит из соседней комнаты телефонист. — Два батальона Железного полка подошли к городу, остановились на привал.

— Хорошо… Так вот, гражданка, я передам распоряжение вызвать врачей на совещание. Если вас так трогают больные и раненые, продолжайте в том же духе…

А комиссар медленно и ровно поучает членов ревкома:

— Взять на учет все запасы табаку, вина, товаров в магазинах, назначить ревкомиссии из рабочих-цементников с представителями от зеленых…

— Товарищ Илья! — размашисто подошел маленький усатый комендант города Орлик. — К вечеру могилы будут готовы.

— А-а, герой Геленджика, — протянул ему руку Илья. — Здорово. Сколько жертв боя?… 25 убитых, 40 раненых?.. А у белых?.. Не считали? Все-таки… Больше сотни убитых? Значит, раненых несколько сот у них?… — и к девушке: — Я извиняюсь, гражданка. Так я вызову врачей… Товарищ комиссар! — крикнул он в другую комнату. — Пожалуйте сюда!.. У белых, при громадном перевесе сил, — громадный перевес потерь. Чем это об’ясняется? Бойцов, да еще первоклассных, у них было втрое больше. О технике и говорить нечего: у них все, у нас — ничего. Но потери?… А я вам скажу. У них было много и людей, и патрон. Они засыпали наших тучами пуль. И эти тучи пуль рвались о стены строений, о стволы деревьев. Наши, спасаясь от ураганного огня, прятались в укрытия. Теперь — наоборот взгляньте: зеленый идет в бой с тем запасом патрон, который может донести. Стреляет редко. Зато метко, дорожит каждой пулей. Местные же — природные охотники. Белые, не слыша пуль наших, не береглись. Да и много их было, поэтому каждая шальная пуля зеленого натыкалась на человека.

— Да-а, похоже, что так.

— В лазаретах сколько осталось? Человек 200? Так… Больше ста убитых, 550 пленных, несколько сот раненых. Выходит, что белые потеряли в этом бою больше тысячи бойцов. Недурно. Пять орудий осталось, два броневика. Масса пулеметов, их растащили по частям. Но одному Кубраку досталось их штук сорок. Много винтовок, тысячи две комплектов английского обмундирования — это они приготовили для новых формирований после нашего разгрома. — Да несколько вагонов продуктов. Здорово?

— Здорово, здорово. Ты собирайся. Части уже выстроены.

— Сию минуту. Комендант! Орлик, куда же вы? Так вы приготовьте все, что нужно к похоронам. Сюда, сюда, — и тихо к лицу: — Вы опять «выпимши»?

— Чуточку…

— Нельзя. Понимаете? Идите поскорей встречать батальоны.

Комендант размашисто вышел. К Илье подошла группа солидных, хорошо одетых врачей. Один из них бритый, рослый, обратился к Илье:

— Можете нас принять?

— Пожалуйста. Садитесь. А я только хотел за вами послать… А-а, и вы здесь, — улыбнувшись бросил он быстро входившей раскрасневшейся девушке в каракулевом пальто. — Садитесь.