Алексей Вульф - Дневник 1827–1842 годов. Любовные похождения и военные походы

<���…> Мое волокитство за панною Фил., кажется, кончилось: в этот трактир теперь никто не ходит, следственно, и мне неловко там бывать и нежничать с побитою красавицей. Зато другой трактирщик, Блезер, недавно женился на хорошенькой девочке лет 15-ти. Вся молодежь вертится теперь около нее, она гораздо милее и не такая недоступная, как моя дура.

В моем Антонове, и особенно когда в нем живешь по нужде без денег, не раз вспомнишь этот стих Пушкина. Сегодня был прекрасный осенний день; мороз очистил атмосферу и высушил землю, солнце ярко светило и даже грело. Озеро, видное из окон моей хаты, или став , как здесь называют запруженные речки, простирающееся более чем на версту от плотины, близь которой я живу, было спокойно и ярко отражало светлую синеву чистого неба, свежую зелень нив и обнаженные красноватые рощи, окружающие оное. Прекрасные сии виды веселили взор и любителя прекрасного, и неутомимого охотника, но не меня. Они ни на минуту не разогнали моих забот, а охоту бродить с ружьем я также покинул давно. Бремя их тяготит меня и не дает места никакому другому чувству. – Против обыкновения, сегодня вечер провожу я дома, потому что Ушакова нет дома, а то бы и сегодня двенадцатью роберами заключился мой дневной труд. Хочу воспользоваться вечером, написав к сестре письмо.

Точно так же и вчера, я весь день, сидя один дома, читал “Телеграф” – одно мое спасение от скуки; но и это удовольствие скоро кончится <���…>

Вот два года, что я с каждым днем вижу только новые заботы и не имел ни одной минуты чистой, не омраченной неприятностями. Правда, я теперь излечился от того безграничного честолюбия, которое меня закинуло сюда; понятие о моих достоинствах ограничилось тоже; я приобрел много опытности в обхождении с людьми, – но какою ценою покупаю я всё это!! <���…>

Чудное утро теперь! Мороз осеребрил поля, подымающееся солнце начинает согревать воздух, поверхность озера чиста и спокойна.

Если вспомнишь, какая в это время у нас на севере бывает погода, то как не благословлять здешнее небо…

<���…> Волокитство наше расстроилось: красавица общая уехала на неделю в Бердичев к своей матери. От того нам кажется здесь вдесятеро скучнее прежнего; не знаешь точно, что делать из дня.

<���…> Мать прислала мне Жан Поля 54, но о деньгах говорит только, что лен подымается в цене, почему и надеется мне через короткое <���время> выслать оных. Вместе получил я и несколько следующих №№ “Литературной газеты”. Всё это средства против царствующей здесь скуки, весь день нас, жителей Сквиры, преследующей. Утром я менее ее чувствую, потому что часть оного провожу на службе, бывая всякой день на разводе, зато остальное время не знаю я, как употреблять.

Недавно с Вульфом 55мы разговаривали о власти привычек над человеком. Их влиянию я очень подвержен: переменив местопребывание, я долго не привыкаю к новому; на новой квартире, пока не обживусь, я не в состоянии заниматься, даже долго оставаться дома. К моей теперешней еще труднее привыкнуть, потому что живу с хозяевами в одной комнате, следственно, никогда совершенно не свободен, а всегда сжат.

Полученные мною книги я чрезвычайно скуп читать, особенно журналы; всякий день я читаю только по нескольку страничек, опасаясь всё скоро прочесть; я даже совещусь, ежели любопытство меня иногда далее увлекает, как ребенок, который съедает свои конфеты.

<���…> Вчера, просидев всё после обеда у Голубинина с Рославлевым и Туманским 56, недавно приехавшим из Одессы , оставивши Красовского , при котором он находился, и которой привез с собой несколько книг, мы читали вместе “Сен-Мара”, переведенного Очкиным . Вечером я пошел ужинать к Блезеру и, к удивлению моему, нашел его женочку, предмет общих желаний, возвратившуюся уже из Бердичева. Я чрезвычайно обрадовался ее приезду и нашел ее еще милее прежнего, может статься от того, что холод прелестно ее нарумянил. Предвижу и предчувствую теперь, что, вероятно, я опять буду просиживать целые дни в трактире <���…>

Эти дни я всё сижу у Голубинина, где поселился Рославлев и Туманский ; читаю там, играю с ними в вист и, перебежав через двор, волочусь за красавицей, доселе еще не внимающей моим любовным мольбам. В карты я проиграл безделицу, а в биллиард выиграл 4 билета театра <���…>

<���…> Вчера я играл несчастливо и проиграл 60 рублей. Поутру я отдал письмо к матери на почту, а остальной день читал “Сен-Мара”. Перевод этого прекрасного романа Альфреда де Виньи довольно хорош, а достоинства романа признаны всеми.

Про жизнь мою здесь не знаю что сказать – она до крайности скучна и бездушна.

<���…> Вот и пороша: в ночь выпало вершка на два снегу. В Сарыкиой я бы нынешнее утро приятнее провел – я бы уже следил заяцев…

Я начал читать 12 том “Истории” Карамзина. Какой слог! он приводит в восторг простотою и величием своего рассказа. Это простодушная летопись и вместе эпопея. Его изображение исторических лиц столько живо и ярко, что к ним привязываешься, гордишься именованием их соотечественниками. Везде видно, что он трудился с любовью к предмету, а не из корысти или из суетного славолюбия 57.

<���…> Вчера вечером возвратился полковник из Бердичева. В привезенных им французских петербургских газетах прочитал я указ, которым повелено 1 и 2 пехотным и 3 и 5 резервным кавалерийским корпусам считаться на военном основании и выступить к границам. – С кем же мы будем воевать – не могу понять! Вероятно, эти движения имеют целию удержать дух мятежей, распространяющийся в средней Европе. Я чрезвычайно рад, что нас оставляют в покое, по всем причинам: раз, что я нисколько не хочу участвовать в угнетении человечества, во-вторых же, собственные мои обстоятельства не такого роду, чтобы позволяли мне выдержать еще войну, в которую я могу заслужить Анну 4 степени, а потерять не только здоровье, но и жизнь. Я знаю теперь, сколько можно полагаться на счастье, и другой раз не хочу быть в дураках <���…>

Всегда, когда приедут офицеры из лейб-эскадрона: Ломоносов, Штенбок или Милорадович , то без шампанского не обходится, и часто пьют до тех пор, пока не станет в Сквире вина; так случилось и вчера, когда у Блезера явилась и музыка, состоявшая из кларнета, скрыпки и виолончела. Разгоряченная прыганьем, молодежь напрасно желала утолить свою жажду шипящей, пенистой влагой <���…>