Анна Старинова - Наша союзница – ночь

Когда солнце садилось, мы стали прощаться. Расставшись без эмоций, но мысленно, про себя я восхищалась людьми, которые шли в тыл врага, уверенные в своих силах, в успехе операции. Хариш еще раз напомнил о предполагаемых сроках возвращения и попросил:

– Дорогой мой капитан, обязательно предупредите, чтобы при возвращении ваши в нас не стреляли! – и напомнил пароль.

На этот раз Хуан Пекеньо как-то особенно тепло прощался со мной и, держа мою ладонь, сказал:

– До скорой встречи, Луиза!

– Счастливо! Постараюсь приехать встретить вас, – ответила я.

Группа Хариша бесшумно скрылась в наступающей темноте. Мы остались на командном пункте. Изредка доносились выстрелы. Потом все затихло. Через два часа с небольшим вернулись проводники из батальона.

Старший доложил капитану:

– Все в порядке! Группа благополучно прошла мимо передовых постов мятежников.

Через трое суток Хариш возвратился. Летчики Гусева сообщили Кольману еще об одном эшелоне, сваленном под откос.

Как правило, до середины февраля группы отряда Доминго совершали вылазки на вражеские коммуникации, каждый раз дважды переходя линию фронта. Чем больше времени находились они в тылу врага, тем больше происходило изменений на переднем крае, о которых они, из-за отсутствия связи, не могли знать, а при возвращении им грозила опасность столкнуться с патрулем и другими подразделениями фашистов. Правда, в ряде случаев на нашей стороне устанавливались световые маяки, служившие ориентирами. С их помощью можно было предупредить об изменениях обстановки или невозможности выйти по ранее намеченному маршруту, даже указать запасной участок, но, к сожалению, они не везде были применимы из-за рельефа местности.

При отсутствии маяков группа вслепую, очень медленно преодолевала передовую, выходила иногда в расположение своих войск, сама того не зная.

Иногда, обнаружив неизвестную крадущуюся группу, республиканцы предлагали ей остановиться, бросить оружие и поднять руки, не объясняя, кто они сами. Был случай, когда это привело к неоправданным потерям.

В отряде самое большое внимание обращалось на прием групп, на то, чтобы республиканские части не сочли наших диверсантов за вражеских лазутчиков.

Опыт показал, что хорошо иметь в тылу врага скрытые базы для завоза запасов продуктов и минно-подрывного имущества.

Наличие баз в тылу мятежников могло облегчить действия небольших диверсионных групп на путях сообщения и других объектах, увеличить их возможности. Переходы для выхода к цели стали бы короче, не пришлось бы каждый раз преодолевать линию фронта. Но зато возникали другие опасности.

Пребывание на такой базе возможно до тех пор, пока враг не знает о ее существовании.

Если бы ему удалось обнаружить базу и внезапно на нее напасть в первой половине дня, диверсионной группе было бы трудно выйти из-под удара карателей.

При создании баз предусматривались и запасные, и ложные, а главное – обеспечение конспирации и тщательной маскировки основных и запасных баз, исключение возможности внезапного нападения врага.

Первой такой базой стал заброшенный маслозавод в 12 километрах северо-западнее Адамуса.

База была организована по инициативе и при участии командира батальона испанской республиканской армии капитана Франсиско дель Кастильо. Он быстро втянулся в диверсионные отряды Доминго и принимал в них непосредственное участие. Ему, уже бывалому фронтовику, были понятны все неудобства и опасности частых переходов через линию фронта, особенно при возвращении на нашу сторону.

База предназначалась для облегчения ударов по путям сообщения и другим объектам фашистов на подходах к Кордове и была организована еще в середине февраля, но я туда поехала позже, когда у Рудольфо не осталось переводчиков.

Мы выехали из Хаена в Адамус в теплый, солнечный день. По пути, не доезжая Линареса, остановились в деревушке, где еще в январе крестьяне угощали нас свежими апельсинами. Хотя у меня были английские имя и фамилия, а у Рудольфа Вольфа – немецкие, но испанцы, с которыми мы работали, прекрасно знали, что мы русские, что мы – советские.

Вся наша конспирация была «липой» потому, что «штаб» наших советников в Валенсии стал общеизвестен, и мы не могли скрывать своего гражданства перед руководителями партийных комитетов провинции и командованием испанских республиканских частей.

Многие наши испанские друзья удивлялись, что в России не стало Иванов, Петров, Егоров и Анн, а появились Фрицы, Малино, Вальтеры, Вольфы, Луизы и т. д. Даже наш Доминго Унгрия был уверен, что мое настоящее имя – Луиза, а Рудольфо – Рудольф Вольф.

Крестьяне и крестьянки из деревни (название её позабыла), в которой мы однажды остановились, опять нас угостили вином и апельсинами. Много хороших слов было сказано в адрес советских людей, особенно троих летчиков, которые однажды под Линаресом на глазах у многих сотен местных жителей вступили в бой против 9 итальянских самолетов. Два из них сразу были сбиты, остальные обратились в бегство. Вскоре сбили еще три, один из которых упал неподалеку, а летчик его выбросился на парашюте.

К вечеру мы были в Адамусе, где нас встречала прибывшая группа Маркеса. Боеприпасы, взрывчатка, продовольствие были погружены на мулов, и к исходу дня все предназначенное для базы имущество было сосредоточено на переднем крае.

В это время под Пособланко еще продолжались упорные бои, но в районе нашего перехода было спокойно. В бинокль мы наблюдали передвижение вражеских патрулей, изучали расположение постов противника, а с наступлением темноты покинули передний край наших войск и двинулись дальше.

Копыта животных обернули кусками фланелевых одеял, а люди в альпаргатас шагали бесшумно. Мулы словно понимали опасность и шли осторожно, лишь изредка падал потревоженный камень. Мы останавливались, прислушивались – тишина. И снова продолжали идти вперед.

В темноте переходили через канавы и ручьи, временами поднимались в горы и вновь спускались. Идти было тяжело, и после подъемов немного отдыхали. Казалось, что и конца не будет нашему походу. Темнота была жуткая, как будто в бочку с дегтем попали.

Было около полуночи, когда Доминго остановил колонну, подошел к большому дереву, что-то поискал и выругался:

– Вызываю охрану, а она пропала, – шепотом сказал он мне.

Наконец, под деревом зашевелился светлячок, и через две-три минуты двое знакомых мне партизан подошли к нам и повели на базу.

Темные, мрачные, низкие здания. Никаких признаков людей.

Охрана ввела нас в закопченное помещение. Слабо горели корявые, короткие дрова в камине, на полу спали и храпели с присвистом двенадцать партизан, кто в чем и кто как. У камина сидели двое караульных. При нашем появлении они встали и пошли навстречу. Оказались знакомыми – хаенскими добровольцами.