Валентин Фалин - Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания

В конце 1952 г., уже работая по возвращении из Берлина в Москву в Комитете информации при МИД СССР (КИ), я готовил для доклада Сталину аналитическую записку о настроениях в свободной демократической партии и «плане Мидельхауве». В ней обобщался обширный документальный материал о дискуссиях в либеральном лагере, в его различных течениях (Ф. Блюхер, Т. Делер, К.-Г. Пфляйдерер). Адресат подводился к выводу, что руководство ФРГ не монолитно, некоторые резервы для продолжения и развития мирной инициативы от 10 марта есть.

Мне было неведомо, попала ли эта записка, как, впрочем, и другие материалы Комитета информации (КИ), на глаза Сталину. Скорее всего, нет. Но факт проявления его секретариатом интереса к теме говорил за себя.

Сразу после смерти диктатора КИ получил задание подготовить записку о позиции СДПГ и ее шансах на предстоявших выборах в бундестаг. Социал-демократы школы К. Шумахера не пользовались в Москве симпатиями. Чтобы произнести нечто положительное о них, требовались услуги Эзопа. Мой анализ приглашал отложить в сторону идеологическую призму, сквозь которую обычно смотрелись подходы партий к важнейшим проблемам. Относительно перспектив на выборах давались завышенные оценки – никто не предвидел возможность июньских событий 1953 г.

Записка привлекла внимание. По мнению Л. П. Берии, ряд ее положений страдал двусмысленностью и «заставлял членов политбюро ломать голову». «Не умеете внятно писать – не пишите вообще», – выговаривал он И. И. Тугаринову.

Интерес Берии к такого рода материалам не был платоническим. Он готовил почву для продолжения дипломатического наступления, открытого нотой от 10 марта. Соответствующие распоряжения подчиненным ему службам Берия отдал в конце апреля 1953 г., то есть за несколько недель до июньских событий в ГДР.

В. М. Молотов нашел, что прошлые прегрешения социал-демократов в записке поданы щадяще скупо. Министр был внимательным читателем. Он расписывал время от времени, как с тем или иным материалом поступить. Например, компрометирующая К. Шумахера информация, исходившая от его солагерников, направлялась для использования в прессу. Разведывательные данные 1945 г. из американских источников на В. Брандта («среди молодых социал-демократов выделяется своими способностями и имеет политическое будущее; следует обратить на него внимание») были лишь украшены молотовскими инициалами. В справках, которые он заказывал или ему докладывались, его глаза искали почему-то не новое и малоизвестное, а отсутствие чего-то до банальности знакомого.

В 1957 г. Молотов после столкновений с Хрущевым потерял свой пост министра иностранных дел. Громыко, его первый заместитель, сухо заметил: «Теперь будет работаться легче». Имелись в виду не только ставшие иносказательными молотовские упрямство и догматизм, но и его привычка восседать в нетопленых помещениях. Другие в министерстве враз излечились от заикания, сходного, как утверждали, с дефектами речи бывшего главы дипломатического ведомства. Так что, если присмотреться, кое-какие последствия уход Молотова имел.

Как гром с казавшегося ясным неба были восприняты события, потрясшие ГДР в июне 1953 г. Вполне возможно, что идею повышения норм выработки строителям в Берлине подсказали наши советники. Многих из «советских друзей» раздражало, что уровень жизни у «побежденных» вдвое-втрое выше, чем у «победителей». Подтянуть пояса так и просилось.

Труднее оказалось, однако, признать и проанализировать реальности – корни недовольства, их подлинный размах и истинные последствия. Схватились за самую удобную соломинку – происки врага, контрреволюционная вылазка, незрелое социальное сознание, воинственный национализм. Это – в пропаганде. Во внутренних, строго не для печати, дискуссиях шараханье из одной крайности в другую.

Маленков и Берия высказывали мнение, что советские позиции в ГДР не удержать, надо сдать республику на максимально выгодных условиях. Каких? Впоследствии меня даже в качестве секретаря ЦК отказались посвятить в эту тайну. По косвенным данным, предполагалось размягчить отдельные пункты мартовского (1952) плана Сталина.

Н. С. Хрущев боролся за лидерство в Советском Союзе и, естественно, искал поводов проявить «солидарность» по отношению к угрожаемым союзникам. Если контрагенты заявляют, что ГДР нельзя защитить, то надо обвинить паникеров в «предательстве завоеваний социализма». Раз непоследовательность в строительстве социализма в ГДР, производная от стратегического маневрирования Сталина, мешала размежеванию, с ней должно было быть покончено. Кризис социализма превращали в пролог форсированного наступления социализма.

Объективность требует отметить, что после июня советская сторона отчасти признала особенности положения ГДР в социальном противоборстве с ФРГ. Было объявлено о прекращении взимания репараций с республики. Советский Союз отказался в пользу ГДР от большей части своего имущества, находившегося на ее территории, платежи на содержание советских войск в ГДР снижены до 5 процентов доходной части государственного бюджета республики.

Руководство самой ГДР вдруг вспомнило, что деятельность государства должна соизмеряться с потребностями человека. Оно провозгласило «новый политический курс», ставивший целью создание в ГДР таких экономических и культурных условий, которые отвечали бы интересам большинства также западногерманского населения. Если принять на веру делавшиеся одновременно предложения об общегерманских усилиях в расчете на проведение свободных выборов во всей Германии и скорейшее заключение мирного договора, то решения могли сойти за признак желания учиться уму-разуму.

В действительности же принялись выявлять и наказывать виноватых. Но где видано, чтобы высшие чины сами себя наказывали? Для этого, если без жертв не обойтись, существует второй и третий гарнитур, а также, понятно, либералы. К. Ширдеван стал бельмом на глазу. Еще бы, в отличие от В. Ульбрихта и некоторых других, он не струхнул 17 июня, не искал укрытия в расположении советских войск. Вскоре будут отжаты от эффективной власти практически все, кто был активным участником антигитлеровского сопротивления внутри Германии, и начнутся гонения на «перерожденцев» и «ликвидаторов» в идеологическом активе СЕПГ и среди интеллигенции.

Массовые протесты 16 июня и в последующие дни были серьезным предупреждением. Приняв не без нашей помощи не истинную, а привычно удобную, паллиативную линию, руководство ГДР превратило предупреждение в начало конца. Не спрашивай Бога о пути на небо – Он укажет самый трудный. Политики и не спрашивали. Особенно политики сталинской и послесталинской генерации.