Леонид Леванович - Рассказы

Как-то майским днем 1983 года приехал я на Лысую гору, где писателям дали по пять соток земли, появились новые лысогорцы. Я копошился на своей делянке, как вдруг неподалеко остановилась шикарная белая «Волга». Из не вышли Василь Быков и его жена Ирина Михайловна. Они стояли, негромко о чем-то говорили. Быков подошел ко мне. поздоровался.

— Ну, как там Казахстан? Спасибо, что вспомнили и меня.

— Так о вас там все говорят. Пьесы идут в театрах. Повести переводят. Спрашивали, над чем работаете теперь.

Поясню для читателя. В тот день на телевидении прошла передача о белорусско-казахских литературных связях. Я был автором сценария и ведущим. Теперь даже не верится, что наше телевидение могло послать в командировку трех человек: режиссера, редактора Евгена Хвалея — он написал сценарий о белорусско-киргизских литературных связях — и меня в Среднюю Азию. Тогда, благодаря поддержке руководителя Гостелерадио Геннадия Буравкина, часто можно было увидеть на экране писателя. Теперь этого нет: и не увидишь, и не услышишь. Только и звучит: деятели культуры и искусства. А литераторы вроде и не существуют. Хотя во всем цивилизованном мире литература считается первоосновой культуры. Хлебом искусства.

Так вот, мы поговорили о Казахстане, потом Быков поинтересовался, над чем работаю я. Сказал, что закончил роман «Щеглы», душа полна сомнений — первое масштабное произведение. Набрался смелости, попросил Быкова прочитать рукопись.

— Добренько. Прочитаю. Оставьте рукопись в библиотеке Дома литератора. Я там буду на днях, заберу. Только не подгоняйте меня. Месяца через два-три … А сомнения будут всегда. С годами — еще больше.

Месяца через три Быков позвонил: «Простите. Что читал долго. Не продохнуть было. Завтра еду в Молдавию. Рукопись ваша в библиотеке. Подсыпал малость замечаний. А вообще, роман есть. Так что, поздравляю».

С волнением раскрываю папку с моим творением, ищу критические замечания мэтра. Вот они: аккуратным почерком исписаны полторы страницы. Вверху первой — заглавие; «добра» — здесь отмечалось, что удались образы детей, родителей, соседей, люди, как живые. Образы участкового Браусова, уполномоченного по заготовкам Круподерова — открытие в белорусской литературе. Далее — «Ня дужа добра». то есть не очень хорошо: не совсем выразительно выписаны районные руководители. Не всегда мотивированы их действия. Снова засел за роман. Написал два новые разделы, перелопатил некоторые старые. Переписывал и с благодарностью думал о Быкове: не похлопал по плече, как другие классики, прочитав рукопись младшего коллеги. А высказал конкретные замечания. А потом и помог напечататься.

А история вышла такая. В журнале «Полымя» роман одобрили в отделе прозы. Подписали, а главный редактор уперся: не будем печатать, в романе полицейские злые. А немцы добрые. И это было сказано о произведении, которое имеет эпиграф: памяти моих четырех братьев, которых забрала война. Правда, на фронте погиб только старший брат. Младших забрали послевоенный холод и голод: жили в землянке, немцы сожгли деревню Пришлось забрать рукопись. Отдал в журнал «Маладосць». Роман очень понравился главному редактору Анатолию Гречаникову. Закинул слово и Быков — как член редколлегии. Журнал печатал моих «Щеглов» в трех номерах без купюр. Следующим романам так не везло — приходилось сокращаться. Вот почему не люблю журнальные варианты — это не укороченные произведения, а искалеченные.

После городского поселка Радошковичи дорога шла в гору. «Жигуленок» вдруг сбавил скорость. Жму на акселератор, а машина ползет, как черепаха. Кое-как выехал на автостраду Минск — Вильнюс. Машина заупрямилась на ровной дороге. Свернул на обочину. Мотор работает. А машина ни с места, скорость не включается. Всё ясно: как говорят водители, полетело сцепление Начал голосовать. Одна иномарка просвистела мимо, другая… Третья остановилась. Вышел довольно молодой мужчина. Выслушал меня. Сел за руль. Подергал рычаг скоростей.

— Да. Сцепление полетело. К сожалению, помочь не могу. Времени в обрез А ехать далеко.

— А я еду на похороны Василя Быкова. Вот васильки везу.

— На похороны Быкова? Тогда я вас не оставлю.

Он достал буксирный трос и потянул мою «колымагу» в Минск. Доехали. Поставили на стоянке. Мой спаситель Владимир Усеня. — директор фирмы «Архидея» из города Вилейка., брать деньги за доставку отказался. «Вот если книжку подпишете, буду благодарен». Подарил ему «Ларис, или Приключения автомобилиста».

Дорожное приключение очень взволновало меня. Я был благодарен своему спасителю. Благодарен судьбе, что все так удачно обошлось.

Вместе с женой поехали в Дом литератора. Траурная очередь — проститься с великим писателем начиналась метров за сто. Жена с букетом осталась держать очередь. А я пошел вперед. Всматривался в грустные, опечаленные лица, ища знакомых. Коллеги-литераторы приглашали присоединиться, чтобы меньше стоять, но я не согласился. Когда вернулся на свое место, увидел, что людской поток намного увеличился. Траурная очередь начиналась почти от станции метро. Будто вырастала из глубины земли.

Эта всенародная любовь к Василю Быкову волновала, заставляла гордиться нашей литературой. Никто не приказывал этим людям идти сюда. Ни райком, ни горком. Народ шел по зову сердца. Чтобы проститься с великим сыном белорусской земли, поистине Народным писателем.

Часа через два мы приблизились к Дому литератора. Ко мне подошла незнакомая женщина. Попросила несколько васильков. «Эти цветы лучше, чем гвоздика. Это — глаза нашей земли», — промолвила она сквозь слезы. Отдал почти половину букета.

Гроб с телом усопшего буквально утопал в цветах. Я положил свой скромный букет на цветочную гору, поклонился с чувством благодарности великому человеку. Краем глаза увидел, как женщина в темном траурном платке, которая сидела возле гроба, взяла васильки с колосками ржи. Положила на грудь покойника.

И показалось мне, что в сурово сжатых устах Василя Быкова мелькнула светлая улыбка.

2004

Перевод с белорусского автора

Поезд остановился на станции Погодино. Молодая голосистая волна студентов сельхозакадемии хлынула в вагоны. Несколько парней и девчат с легкими портфелями, саквояжами, пластиковыми пакетами ворвались в наше купе. Сразу стало тесно, шумно. Пожилая седая женщина, сидевшая у окна, смотрела на них, и ее усталое, худощавое лицо словно молодело на глазах.

— Вот будет радости мамкам! Помощники приехали! — сказала она глуховатым голосом. — Самое время картошку копать. Если погода постоит, то за выходные можно много успеть.