Жак Садуль - Записки о большевистской революции

Дорогой друг,

В Москву прибыл граф Мирбах. Посольство Германии обосновалось в доме № 5 по Денежному переулку, в котором Французская миссия занимает дом № 17 и где в № 11 к тому же находится германское консульство, а в 18-м, напротив, морской атташе Франции. Эта странная близость представительств неприятелей на элегантной, короткой и пустынной улочке сделает частыми франко-германские встречи. Не думаю, что дойдет до инцидентов, о которых в народе идут разговоры.

Мирбах, с которым я встречался в Петрограде у Троцкого и Чичерина, высокий, изысканный, моложавый, производит впечатление человека активного и умного, наделенного яркой индивидуальностью. Его сопровождает многочисленная свита, как считают, из опытных, известных в Германии дипломатов и специалистов.

Крупное современное посольство: бюро вместо салонов, организация, подобная коммерческой фирме, специальные службы пропаганды, исполнения и контроля за исполнением правительственных директив.

Прошло время напомаженных дипломатов, блестящих болтунов, скептиков, ничего не знающих и не желающих ничего знать о стране пребывания, о политике и об экономике. Я постоянно говорил о преобразованиях в нашем обветшалом посольстве, любезный персонал которого, верный сладким воспоминаниям о старом режиме, ничего не понимает в новых временах. Большевистская революция предоставила для этого замечательный случай. В ноябре 1917-го, когда мы не признавали большевиков, можно было легко отозвать посланников и заменить их людьми первого плана, возглавляющими временные, специальные, дипломатические, военные, экономические, финансовые миссии, составленными из ценных специалистов, способных самостоятельно взяться за дело, свободных в словах и действиях и не компрометирующих Францию, которых можно было бы отозвать и заменить без шума, без разрыва отношений, если бы они перестали нравиться людям у власти, если бы им стал невмоготу правящий режим, одним словом, неспособных быть полезными.

Что могут сделать в наше неспокойное время напыщенные представители нации, которая не признает правительство страны, где они находятся? Действовать против этого правительства — осторожно, то есть неэффективно; или энергично, то есть все время действия на грани риска, вести дело к серьезному столкновению с правительством и — к высылке, тем более неприятной, поскольку они хотят это правительство презирать. Или же никак не действовать, пусть будет, что будет.

Не могу сейчас высказать все, что я думаю по поводу последнего интервью г. Нуланса, которое имеет особенно серьезное значение, поскольку было опубликовано, — посол об этом знает, — именно в тот момент, когда Англия начинает переговоры, направленные на установление сотрудничества с большевиками на указанных нами принципах с целью убедить их признать японскую интервенцию.

Большевики негодуют. Они отмечают, что с 1 марта по 1 апреля, то есть во время путешествия г. Нуланса в Финляндию, сближение с союзниками шло гигантскими шагами. Казалось, мы подошли к заключению соглашения. С возвращением нашего посла обозначилась ощутимая пауза в этой новой тенденции, невыполнение или чересчур вялое выполнение обязательств, взятых Соединенными Штатами и Францией по обеспечению общественного содействия их инженеров и военных. Интервью Нуланса создает у Троцкого и Ленина впечатление возврата прежней враждебности, впечатление, которое вызвано явным желанием отрицательно повлиять на результаты английских переговоров и, во всяком случае, поставить Францию в официальную оппозицию к Англии. Подобные заявления в Париже могут казаться совершенно безобидными. Здесь же, в атмосфере напряженности, возникшей в связи с владивостокским десантом, который оправдывает посол, намекающий вдобавок на возможные более значительные операции в будущем, интервью неприятно щекочет русское самолюбие — и самолюбие не только одних большевиков. Изумление Советов разделяют и некоторые из союзников, считавших, что они уже могут поздравить себя с положительными результатами.

Может статься, что это интервью было продиктовано Парижем, в таком случае мы должны смириться и не рассматривать досадные последствия, которые может иметь этот шаг.

Но я все же надеюсь, что возмущение, гнев, вызванный интервью, спадут. Большевики все больше осознают, что им нужно выбрать между союзниками и немцами, и я уверен, что их выбор направлен против нашего неприятеля. Они уже сделали первый шаг, изложив перед союзническими правительствами приемлемые для себя условия сотрудничества. Если мы не хотим разрыва с ними, — а я совершенно не представляю, каковы тут наши намерения, — нам нельзя забывать, что они — революционеры, и мы не должны стараться принудить их к шагам, которые противоестественны им в силу их общей политики и их гордости, нередко подвергаемых с нашей стороны тяжелым испытаниям. Они сделали первые шаги, сделали их честно. Теперь наша очередь. Теперь мы должны проявить нашу добрую волю и стремление к согласию, если только мы на них способны.

Дорогой друг,

«Германский посол прибыл в революционную столицу, — пишет „Правда“, — не как представитель трудящихся классов дружественного народа, но как полномочный министр военной клики, которая повсюду с неслыханной наглостью убивает, насилует, грабит!»

Это приветствие достаточно ясно выражает чувства официальных кругов.

Монархисты же, напротив, после приезда Мирбаха в Москву почувствовали себя в своей тарелке. Первый визит германский посол нанес великой княгине, свояченице Николая II. Состоялись встречи и с другими видными монархистами. Словом, переговоры начались. Очевидно, что речь идет о подготовке к реставрации царизма. Монархисты-абсолютисты готовы без зазрения совести принять любые условия, в частности и военный союз с Германией, и независимость Украины. Немцы получат, что хотят, и от тех, и от других. У нас нет никакой возможности договориться ни с теми, ни с другими. Большевики с каждым днем все настороженнее.

Они чувствуют, что почва уходит у них из-под ног. Союзники остаются их единственной спасительной надеждой.

Неужели мы дадим им погибнуть под тем по-прежнему ходовым предлогом, что якобы сумасшествие связывать наше будущее с агонизирующей партией, которую со дня на день отправят за борт, как только Германия подтянет свои силы, и отталкивать от себя этим сотрудничеством in extremis все немонархистские элементы, которые еще рассчитывают на нас?

Те, кто рассуждает таким образом, забывают, что большевистская партия, пусть даже ей угрожает поддерживаемый Германией путч, остается партией, которая сильна по всей стране. Даже изгнанная из Петрограда и Москвы, она не погибнет. В этом случае она развернет кампанию и убедит массы, что свержение власти Советов наверняка приведет к реставрации монархии, то есть обернется для крестьян возвращением земель к помещикам, для рабочих — потерей всех завоеванных льгот, для всех — возвратом к старому режиму и к рабству. Несмотря на страстное желание порядка, которое испытывают русские, можно ли предположить, что такая кампания не вызовет бурного отклика у беднейшего российского населения? Трудно в полной мере даже представить, насколько рабочим и крестьянам важно сохранить их Советы.