Жак Садуль - Записки о большевистской революции

Общеизвестно, что еще задолго до революции и до войны в монархистской партии присутствовало значительное германофильское крыло. Февральская революция, которую многие в России несправедливо ставят в заслугу или в укор союзникам, обострила эту позицию.

Либералы и кадеты, — я говорю об основной массе членов этих партий, поскольку известно, что многие деятели их еще сопротивляются чарам германской сирены, — основная их масса, будучи до Октября прозападной, предпочла затем, во всяком случае в политическом плане, германофильство, поскольку ненавидит большевиков и считает, что покончить с ними сможет только военная интервенция Центральных империй.

Прибытие Мирбаха, возобновление экономических отношений со вчерашним неприятелем, надежда на то, что давление немцев вынудит русское правительство свернуть гражданскую войну и поступиться некоторыми принципами в пользу промышленников и банкиров, составляющих ядро этих якобы демократических партий, все более явственно привлекают их на сторону немцев. Пока о своем предательстве они еще открыто не сказали. Но оно проступит сквозь факты по мере умножения деловых связей, и особенно если станет вполне очевидным то, что Антанта решительно не способна победить. Но если бог войны склонит чашу весов судьбы в нашу пользу, все эти вполне сентиментальные капиталистические партии, несомненно, повернутся к нам. Они готовы склонить голову перед силой. Сила же пока, похоже, на стороне Германии, и они спешат попасть в ее свиту.

Весьма характерным и заслуживающим самого тщательного осмысления представляется поступок украинской буржуазии, которую союзники слепо поддерживали, а она тем не менее позорно перешла на сторону немецкого империализма; при этом русская буржуазия до сих пор от нее не отмежевалась.

В России лишь эсеры «центра», правые социал-демократы и некоторые меньшевики, похоже, остаются верными союзникам и враждебными по отношению к. немцам. Но, повторяю, эти элементы не имеют никакой политической силы, и Антанта сможет получить от них лишь чисто платоническую помощь.

Из всех партий, сотрудничающих с правительством Советов, лишь левые эсеры активно выступают против Брестского мира. Они выступают за немедленную войну против Центральных империй, но не склонны идти на соглашение с союзниками, поскольку резко осуждают империалистические устремления последних. У них больше слов, чем стремления достичь конкретных целей. Они выступают за партизанскую войну, но эта война предопределила бы быстрый захват Германией Великороссии. Такого рода агитация могла бы быть на пользу союзникам, поскольку она вынудила бы нашего противника выдвинуть в глубь России определенное число дивизий, снятых с Западного фронта, и начать здесь изнурительное дело реорганизации, умиротворения, подобное тому, что они вынуждены осуществлять на Украине. Однако следует ли видеть в этой кампании левых эсеров нечто большее, чем просто политическую демонстрацию? Действительно ли лидеры этой партии рассчитывают вовлечь в новую войну крестьянские массы, которые они представляют и которые более, чем любой другой класс в России, проявляют свое стремление к миру? Правомерно ли, наконец, предполагать, что это меньшинство в Советах вступит на данной платформе в борьбу с властью, несомненно понимая, что подобная схватка неизбежно приведет к разрыву между двумя основными правящими партиями и будет на руку контрреволюции? Большевиков сильно тревожит воинственная пропаганда левых эсеров, рискующих внести новый раскол в просоветский блок, без того ущемленный и урезанный в результате серии ампутаций. Они горько сетуют по поводу тактических ошибок, допущенных руководителями эсеров Спиридоновой, Камковым {133} , Карелиным {134} , обвиняют последних в том, что они действуют импульсивно, не как политики, что, кстати, очевидно для любого, кто имел с этими лидерами дело.

Позиция, занятая большевиками, предельно конкретна. Она представляется двусмысленной лишь тем, кто отказывается не то что принять, а хотя бы понять директивы большевистской внешней политики, неоднократно и очень откровенно изложенные в последние месяцы Лениным и Троцким. В своем нынешнем положении Россия не имеет ни моральных, ни материальных возможностей участвовать в войне. Следовательно, она не объявит войну германскому империализму, равно как и не даст втянуть себя в войну империализму англо-французскому. Стремясь избежать войны, Россия, сколько возможно, будет сопротивляться любым призывам и любым провокациям.

Ленин вновь и вновь говорит, что Россия лавирует между двумя равно опасными для нее рифами — Германией и Антантой, стремясь изо всех сил не разбиться ни на том, ни на другом. При наличии таких категоричных разъяснений зачем же утверждать, что большевики готовы заключить более или менее полный союз с Германией? Да, правительство легче уступает требованиям наших противников, чем нашим советам. Записки, направленные Чичериным Мирбаху, выдержаны в выражениях более уважительных, чем те, что адресованы нам. Готов признать, что элегантности большевикам не хватает. Однако же следует помнить, что Германия в Москве, она готова опустить свой сокрушающий кулак при малейшем на то предлоге. А союзники, кое-как представленные в Вологде, практически бессильны, и все их угрозы еще на протяжении долгих месяцев будут, видимо, оставаться только словами.

Добавим к этому, что Германия проявила достаточно гибкости и даже послала большевикам несколько улыбок, — как легко было предположить еще несколько недель назад, — ибо она слишком озабочена положением на Западном фронте, волнениями на Украине, чтобы еще устанавливать в России правительство, которое столкнулось бы с неразрешимыми трудностями и быстро дискредитировало бы и себя и своих покровителей. Те же их принимают, прекрасно зная, чего они на самом деле стоят. Но они хотят выиграть время и таким образом его выигрывают. Если они смогут продлить такое, хотя и очень сложное существование до заключения общего мира, — они спасены, на что они не без оснований и рассчитывают.

Есть все-таки склонность забывать, что самое ценное завоевание большевиков — это завоеванная ими власть. И спасать в первую очередь они думают свои Советы. Русский пролетариат (или его диктаторы) считает, что, когда он завершит с трудом продвигающееся сейчас дело реконструкции и централизации, он без труда вернет себе утраченные провинции и заставит захватчика дорого заплатить за жестокость и унижения. Пока он не создал стабильную и сильную власть, он должен делать все возможное для того, чтобы поддерживать ту политическую форму, которая обеспечивает ему господство. Он должен любой ценой сохранить советский строй, то самое мощное оружие, которым воспользуются трудящиеся массы Запада, когда и они, в свою очередь, включатся в революционную борьбу.