Жак Садуль - Записки о большевистской революции

Однако существовала договоренность, что правительство разрешит чехословакам уехать в Архангельск и оттуда — во Францию, при условии, что они будут перед тем частично разоружены, что союзники гарантируют их быструю отправку морем, чтобы не провоцировать немецких сторонников применения крайних мер, направленных против России, поскольку такая концентрация войск вызовет беспокойство Германии.

Второе условие было новым, оно не выдвигалось ранее в те времена, когда Советы надеялись на возможность договориться с Антантой и, казалось, были готовы закрыть глаза на оккупацию, представлявшуюся более опасной для немцев, чем для них самих. Было осуществлено частичное разоружение чехословаков, но, по утверждениям большевиков, отряды последних сумели утаить значительное количество оружия, которое они теперь якобы используют против советских властей. Несколько недель эшелоны, задержанные в России, простояли без движения. Троцкий утверждает, что перевозка в Архангельск не осуществляется исключительно потому, что он не получил ответа на свой запрос относительно тоннажа английских судов, предназначенных для отправки корпуса. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне трудно судить, прав ли он. Но смею утверждать, что Троцкий мне никогда не лгал и что этот замечательный человек, которого союзники выставляют как двуликое чудище, на мой взгляд, абсолютно не способен на ложь.

Вынужденная неподвижность вызвала раздражение у чехословаков, людей горячих и настроенных воинственно и к тому же на несколько месяцев заточенных в вагонах. Их раздражение было, возможно, подогрето и некоторыми русскими офицерами их штаба. И, конечно же, оно усугубилось с прибытием коммунистических агитаторов, которых правительство направило с целью призвать чехословаков вступить в Красную Армию. Их агитация подействовала лишь на несколько сот человек. Многие коммунисты открыто утверждали, что Советское правительство никогда не позволит чехословакам уехать в Архангельск, что те, кто не согласится вступить в Красную Армию, будут отправлены обратно в лагеря для военнопленных. Эти провокации вызвали у чехов негодование, и некоторые из них стали утверждать, без всяких на то оснований, что Советское правительство, будучи тайным союзником Германии, намеревается выдать их врагу. При таком накале страстей достаточно было малой искорки, чтобы разбушевался пожар. Такая искра вспыхнула несколько дней назад в Челябинске. Во время драки с венгерским пленным был убит чешский солдат. Его товарищи за него отомстили. Но вмешались местные власти, и чехи убили нескольких членов Совета, после чего сразу в нескольких местах — эшелоны растянулись между Пензой и Омском — начались боевые действия.

Дорогой друг,

Инциденты с чехословаками настроили Троцкого полностью против нас. Он убежден, что это — подготовка, генеральная репетиция японской интервенции в Сибири, заговор, организованный союзниками при участии контрреволюционеров под руководством французских офицеров, находящихся при чехословаках.

Я абсолютно уверен, что он ошибается.

У меня достаточно информации, и я знаю, что в эшелонах чехословацкого корпуса находятся только два офицера французской миссии. Они занимаются исключительно административными вопросами (мы авансируем чехословакам средства для покрытия их расходов) и вопросами связи с советскими властями.

Один из них — майор Гине, на мой взгляд, не способный ввязаться в такое дело. Другой — мой друг лейтенант Паскаль {135} . Хотя меня справедливо подозревают в симпатиях к большевистскому правительству, я все-таки не утратил способности к критическому анализу, и мои симпатии не безграничны. Паскаль по убеждениям — католик-толстовец, и он восхищается, — правда, сугубо умозрительно, поскольку не был никогда знаком ни с одним большевиком, — движением, в котором он в первую очередь ценит евангелическую сторону, что никак не располагает его к вооруженной борьбе против Советов. Кроме того, он дисциплинированный и абсолютно лояльный военный. Поэтому я вполне уверен, что он, следуя приказам и своим убеждениям, не нарушал инструкций миссии, а они в подобных условиях, разумеется, не предписывают дуть на огонь, если только для того, чтобы его задуть. Все это я сказал Троцкому. Совершенно очевидно, что Франция лишь проиграла бы в результате такой печальной авантюры, неизбежным концом которой рано или поздно стал бы полный разгром несчастных повстанцев. Единственное разумное использование чехословаков возможно лишь на Западном фронте, где их с большим воодушевлением и ожидают. Начавшиеся на сибирской границе столкновения повлекут за собой гибель русских и чешских солдат, что выгодно только Германии.

Если для союзников эта история неприятна, то для Советов — она исключительно опасна. 25 000 волевых, мужественных и дисциплинированных солдат находятся в районе с большим количеством чешских военнопленных, которые не преминут к ним присоединиться. Если борьба затянется, многие контрреволюционные элементы воспользуются благоприятной ситуацией, чтобы начать действия против правительства Советов. Зачем же вовлекать еще не закаленную и только создавшуюся молодую Красную Армию в эту психологически неудобную войну? И наконец, пока эта борьба продолжается, она будет усугублять транспортный и продовольственный кризис.

Увы, в союзнических странах отклик на эти события будет исключительно неблагоприятный, поскольку факты исказят, а всю ответственность с готовностью возложат на большевиков.

Необходимо любой ценой остановить этот конфликт.

Выдвинутые Троцким условия тяжелы, но приемлемы.

Прекращение военных действий. Разоружение чехословаков, их доставка в Архангельск и Мурманск при условии, что они будут переброшены под реальным командованием союзнических офицеров и в кратчайшие сроки эвакуированы на английских судах. Кроме того, Франция должна взять на себя обязательство вернуть в Россию в сроки, оговоренные в зависимости от возможностей французского флота, русских солдат, которые еще находятся у нас.

Я объяснил Троцкому, насколько неудачным было решение об аресте, три или четыре дня тому назад, Чер-мака и профессора Макса, президента и вице-президента Чехословацкого национального совета, которые глубоко сожалеют об имевшем место инциденте, пользуются большим влиянием в войсках и могли бы стать прекрасными посредниками в деле примирения. Заручившись разрешением Троцкого, я поспешил в тюрьму. Вместе с Макса мы отправились на Центральный телеграф и по прямому проводу связались с Омском и другими станциями, на которых рассредоточены чехословацкие отряды. Макса признает, что, хотя у чехов есть немало оправданий их действиям, все-таки они совершили ошибки, которые нужно исправлять. Он убежден, что покончить с этим делом необходимо как можно быстрее. В целом он принял выдвинутые Троцким условия и отбил соответствующие телеграммы.