Степан Тимошенко - Воспоминания

По возвращении в Петербург узнал об аресте моего брата. Отправился выяснить дело. В каком то большевистском учреждении встретился мне влиятельный знакомый эс-эр из бывших моих студентов. Он принял участие в моем деле и я получил разрешение на свидание с братом. Оказалось, что брат с рядом других лиц обвиняется в организации забастовки петербургских чиновников. Организационный комитет был арестован и все они были заключены в одну обширную камеру. От голода они не страдали, так как многие из них, кроме казенного пайка, получали продукты от родственников и знакомых. Страдали они от полной неизвестности что большевики с ними сделают. Мучили также посещения камеры большевиками в поздние часы. Часто посетители являлись со своими «дамами», которым показывали заключенных буржуев.

Все кончилось благополучно и бунтовавшие чиновники были через несколько дней освобождены. Освобождены были и бывшие члены Временного Правительства. Тогда большевики еще были неуверены в устойчивости своей власти.

Заговорили о сепаратном мире с немцами. В Петербурге организовывались многолюдные манифестации с флагами, плакатами, большевистскими лозунгами. Занятия в Институте продолжались, но число студентов все уменьшалось.

Я решил на Рождество опять съездить в Киев проведать семью. Брат решил покинуть Петербург и перейти на службу к Украинскому Правительству, которое организовалось в Киеве. 22‑го декабря мы явились на Царскосельский вокзал к киевскому поезду. У нас заранее были куплены билеты и плацкарты, но все вагоны уже были забиты дезертирами. Нам удалось как‑то протиснуться в одно из отделений. Пассажиров было вдвое больше нормы, занимали не только скамейки, но и полки для багажа. Все же люди потеснились и мы как то присели. По дороге число дезертиров еще увеличилось. В проходах столпилось столько людей, что нельзя было пройти ни в уборную, ни к выходу. Единственное средство сообщения с внешним миром было только через окно, в те времена это нас не очень затрудняло.

Разговаривали с соседями. Но это были не те люди, которых мы, выросшие в деревне, знали с детства, с какими служили вместе, отбывая воинскую повинность. Это были люди распропагандированные большевиками. Они говорили надоевшими большевистскими фразами, ехали к себе домой в деревню с винтовками делить землю.

В такой тесноте мы доехали до Украинской границы, кажется, в Жлобине. На границе пересели в украинский поезд. Тут наше положение сразу улучшилось. В украинской армии еще сохранилась кое-какая дисциплина. Военные команды на станциях поддерживали порядок, не пропускали в вагоны безбилетных дезертиров и мы проехали остаток нашего пути до Киева без особых неудобств.

В Киеве, по сравнению с Петербургом, было все спокойно. Заседала Украинская Рада, управляли страной выбранные Радой министры. С некоторыми из них я был знаком, встречая их, когда они, еще студентами, заходили к моим младшим братьям. Тогда это была Украинская социал-демократическая группа. К этой группе я не принадлежал. Выросли мы три брата в одних и тех же условиях. Заканчивали высшее образование в Петербурге. Ходили там вместе на украинские концерты и спектакли, но украинской политикой я никогда не интересовался и считал себя русским. Украинский язык, на котором говорили наши крестьяне, я знал, но так называемым литературным украинским языком, разработанным главным образом в Галиции и включавшем не мало польских слов, не интересовался. Относился к украинскому языку, как швейцарец или баварец к местному наречию. Они любят иногда на нем поговорить с близкими, но в школе предпочитают общенемецкий литературный язык.

В один из первых же дней в Киеве я решил пойти на заседание Украинской Рады. Зал заседаний и проходы были забиты публикой и пройти в зал и найти свободное место было не легко. Ко мне подошел молодой человек в солдатской гимнастерке и предложил мне помочь. Он, очевидно, знал меня, что меня не удивило. В Киеве было не мало бывших политехников, когда‑то слушавших мои лекции. Оказалось, что это был Голубович, председатель Совета Министров. Он меня провел на эстраду и усадил в кресло неподалеку от стола, за которым заседали министры. Было удобно наблюдать и речи были хорошо слышны. То было трудное время для украинцев и для Украинского Правительства. Петербургское большевистское правительство предъявляло требования, которые было трудно удовлетворить. Знакомый мне министр Винниченко предлагал на этом собрании внести в правительственную программу разные признаки полевения, но это, конечно, не могло удовлетворить большевиков. Им нужно было не полевение украинской политики, а власть над Украиной.

Среди публики заметил инженера Демченко. Знал его еще студентом в Путейском Институте. Потом встретил его в Киеве во время моего деканства. Он явился, как представитель Городской Думы, в заседание правления при рассмотрении годового институтского бюджета. Известность он приобрел своим проектом замощения киевских улиц. На мостовых употребляли шведский особенно твердый камень и Демченко заведывал всеми работами. Говорили о разных злоупотреблениях в этом деле. Сколько было правды в этих разговорах я не знаю, но было известно, что за годы своей городской службы Демченко сильно разбогател и имел в Киеве большое имущество. Решения Рады могли сильно влиять на его финансовое положение и естественно, что он с интересом следил за этими решениями.

Мое благоденствие в Киеве длилось недолго. Скоро мы узнали, что с большевиками началась война. Войска двигались по дороге, соединяющей Киев с Петербургом и прямое железнодорожное сообщение по этой дороге было прервано. Все же я хотел вернуться во-время к моим учебным занятиям и в положенный день явился с вещами на вокзал. Поезд в моем направлении был подан, но все вагоны уже были забиты дезертирами. Сделал попытку протискаться в один из вагонов, но встретил такое злобное отношение солдат, что пришлось отступить. Вернулся домой и решил ждать более надежных средств сообщения с Петербургом.

Большевики быстро продвигались и через несколько дней они были уже под Киевом. Начался обстрел города. Защитников в Киеве было немного и город, конечно, мог быть легко взят без разрушений, производимых тяжелой артиллерией, но в революционное время командиры, не уверенные в своих войсках, держат своих солдат в безопасности и воюют путем истребления мирных жителей. Большевики разрушили вокзал дальнобойной артиллерией и другие железнодорожные сооружения Киева, а потом перешли к систематическому разрушению города. Наш дом остался цел. Снаряды, направленные на вокзал, пролетали выше. Вечерами полет снарядов был прекрасно виден из окон.