Любовь Овсянникова - Шаги по земле

Больше этого мужика я в селе не видела. А лошадь его, свою спасительницу, помню и удивляюсь ее поступку, явно сознательному.

При медицинском обследовании мне диагностировали кардионевроз и освободили от весенних полевых работ. Действительно, в зрелом возрасте я начала ощущать сильное утомление даже при небольших физических нагрузках, сдавленность в горле и удушье, невозможность сделать свободный и глубокий вдох, у меня появилась склонность к обморокам. Понятно, что мне вредно было жить в атмосфере постоянного беспокойства, царящего в нашей семье. Но что могли поделать папа или сестра, если они его излучали на окружающих исключительно по своей несчастной природе?

К поступлению в вуз я готовилась тщательно, не отвлекаясь на другие мероприятия, связанные с окончанием школы, такие как экскурсия в Ленинград, например, предпринятая остальными одноклассниками. Я не рассчитывала на льготы, предоставляемые Золотым медалистам, полагая, что в вопросах математики могу оказаться не во всеоружии по сравнению с городскими детьми, и готовилась сдавать все экзамены. Так и получилось. Правда, помешало мне не отсутствие знаний и не преимущества городского образования, якобы дающего более высокие знания. Помешала моя невнимательность и самонадеянность — истратив большую часть времени письменного экзамена по математике на решение задач для одноклассника Василия Садового, я свои задания порешала наспех. И допустила ошибку, коварную, которая не сказалась на правильности ответа, что сбило меня с толку, но все же ошибка была и принесла мне заслуженную четверку. И хоть устную математику я сдала не просто на отлично, а блестяще, все же по правилам приема мне пришлось сдавать остальные экзамены — писать сочинение и сдавать физику. Эти экзамены принесли еще две пятерки.

Но я не жалела, что помогла другу, благодаря моей помощи он тоже поступил, и я этим гордилась, как личным достижением. Главное, что я поступила, не встретив ни препятствий, ни ущемления, и этот период вспоминаю с душевной улыбкой, пожалуй, потому что он был самым славным — успешным! — из последующих пяти лет — до того бесцветных и однообразных, что о них почти нечего писать. Если бы не возраст, когда создаются семьи, то впечатлений вообще не было бы. Многие могут сказать, что это плохо, скучно и все такое. Но я не соглашусь. Это называется одним приличным словом, по которому мы все тоскуем — стабильность. Наша жизнь текла размеренно и плавно, мы постигали науки так, как и должно их постигать — в тиши аудиторий, в беседах с преподавателями, друг с другом, в спорах на коллоквиумах. Но о чем тут можно сказать, если все шло по учебным планам, не приводить же их здесь, правда?

Проблемы начались позже, я их назову — исключительно для пользы читателей. Первая из них свелась к тому, что государство, в лице деканата, полностью отказало мне в материальной поддержке на том основании, что я была одна у работающих родителей — мне не дали ни стипендии, ни места в общежитии. Тяжелый для родителей удар бил по нервам и мне, не просто чувствующей себя обузой для них, но и переживающей вопиющую несправедливость по отношению к себе. Ведь в группе нас было всего двое, кто нуждался в жилье: я и одна девушка из Синельниково. Но она получила и стипендию, и жилье, хотя, как и я, находилась на иждивении двух работающих родителей. Да стипендию вообще многие получали! В институтах она составляла 35 рублей — половину минимального заработка, определенного тогда в СССР. А на мехмате и физтехе университетов, то есть у нас, — 45 рублей. На эти деньги вполне можно было содержать себя, если учитывать только питание и карманные расходы (состоящие из затрат на посещение кинотеатров и проездки домой в выходные дни).

Общежитие я получила на втором курсе стараниями нашего старосты Юрия Овсянникова, моего будущего мужа. Он добыл для меня место из резерва коменданта, для чего по окончании первого курса, в августе, сам лично вместе со мной работал в общежитии на обслуживании абитуриентов — убирал коридоры и комнаты гигиены. Мне повезло с таким парнем!

Тогда же, на втором курсе, изменилось и положение со стипендией, и тоже не без помощи старосты группы. А когда я стала отличницей, то взяточникам из деканата просто некуда было деваться — повышенное содержание они обязаны были выдавать всем, независимо от доходов семьи.

Рассматривая этот вопрос с дистанции времени, вижу, что тут сказалось личное участие декана факультета Петра Антоновича Загубиженко, лишившего государственной помощи единственную студентку группы, пришедшую из сельской школы, из другой культуры, из истинного славянства. Какой позор! Совершил он это злодеяние, не сомневаюсь, в пользу блатных лиц, возможно, даже и не студентов. Кстати, не зря этот мужик, присосавшийся к вузу, внешне походил на хрюшку — сытая рожка лиловых оттенков, с застывшим выражением то ли обиды, то ли брезгливости постоянно совершала чавкающие движения и не несла на себе признаков человеческих эмоций. Если бы я была бойчее, то лишить меня законных прав ему бы не удалось.

Второй проблемой явился русский язык, в который я окунулась. В группе я одна была продуктом украинской среды и, не имея товарищей по адаптации к новой культуре, трудно преодолевала зажатость, психологический барьер. Мой язык мне не повиновался и произносил русские слова не так, как надо было. На выработку правильной речи ушел почти год работы над собой. С новыми терминами было проще, но ступор, испытываемый при необходимости произносить знакомые с детства слова по-иному, как бы искажая их, стоил мне троек по математическому анализу и теории пластин и оболочек. Позже я преподавала родственные предметы в техникуме Костополя и в Днепропетровском химико-технологическом институте и убедилась в прекрасном их знании — меня и мои лекции студенты любили. Но тогда…

Третья проблема — человеческий фактор. На факультете преподавало много, мягко говоря, странных людей, в том числе старые девы с искривленной психоэмоциональной сферой, пышущие патологической ненавистью к симпатичным девушкам. Особенно, если девушки были не городского происхождения, а местечкового. Как смели эти простушки приезжать сюда, да еще заводить парней? — приблизительно такие мысли читались в их злобных взглядах. К таким относилась Светлана Станиславовна Крицкая, лектор по математическому анализу. Недавно, просматривая в Интернете материалы одного городского форума, я обнаружила, что ее вспоминают в связи с вымогательством денег из студентов! Что ж, не удивляюсь. Хорошему о ней я бы не поверила, а этому — верю, ибо на своем опыте испытала ее аппетиты! Был в ней садизм смолоду, любила она вогнать нож, пустить кровь и наслаждаться. И было людоедство — стремление выдавить, задавить, размазать. Возможно, и в наше время она хворала деньгами, алкала их, да только я такие намеки не понимала и приписывала ее поведение типичным женским качествам, таким как зависть, ненависть, усугубленным психической болезнью.