Кирилл Николаев - Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование

На следующий день исполнявший обязанности директора треста подписал приказ, где попытался преодолеть противоречия в интересах руководителей производства и лагерной администрации:

«Отдельные работники командного состава охраны не усвоили себе, что на всех участках работы они должны являться активными помощниками руководителей работ по выполнению производственного плана, а посему предлагаю начальнику Севвостлага:

Обязать весь комсостав и состав охраны командировок, лагпунктов и т. д. беспрекословно выполнять все распоряжения соответствующих руководителей работ;

В пятидневный срок, всех рабочих из з/к разбить на командировки по производственному принципу (1-й стройучасток, Нагаевское агентство, базисные склады, транспортная контора, дорстроительство и т.д.);

Категорически запретить какие-либо изменения в личном составе бригад и какие то ни было снятия с работ без согласия соответствующего руководителя» 47.

Лишь после возвращения из Москвы Берзин уже облеченный новыми «особыми» полномочиями, смог изменить двойственность положения Северо-Восточного лагеря. 5 декабря 1932 года он издал приказ:

«Опыт работы Дальстроя показал, что существующая ныне организация его и взаимоотношения о Севвостлагом не соответствуют территориальным и ряду других условий работы треста, поэтому в целях приведения в соответствие организационной структуры с требованиями развернувшийся работы, а также в целях наиболее рациональной организации и управления хозорганами, обеспечивающей тесную организационную связь аппарата Дальстроя и Севвостлага, достижение наибольшей экономии путем ликвидации параллельных аппаратов и осуществления сверху донизу принципов единоначалия — объявляю:

Прилагаемую схему организации треста Дальстрой и Севвостлага утвердить.

Общее руководство всей работой Дальстроя и Севвостлага осуществляется мной и моим заместителем т. Я. С. Лившиц.

Начальник Севвостлага т. Васьков Р. И. является моим помощником по Дальстрою с возложением на него, помимо непосредственного руководства работой Севвостлага, также и руководства работой сектора труда и рационализации» 48.

Как видно из приказа, вместо «исполнявшего обязанности» Егорова в Севвостлаге был назначен постоянный начальник — приехавший вместе с Берзиным Родион Васьков. Он — «помощник» директора треста, подчинялся только директору. По схеме, которая утверждалась первым пунктом этого приказа, каждое предприятие в Дальстрое получало свое лагерное подразделение — «подлагпункт» или «командировку». Начальник такого лагерного подразделения теперь являлся заместителем начальника той или иной производственной единицы, при которой создано лагерное подразделение.

Если же говорить о Васькове, то это был, в отличие от своего предшественника Егорова, профессионал карательных органов. К моменту приезда в Нагаево ему уже перевалило за 40 лет. Малограмотный крестьянин, он прошел солдатом Первую мировую войну, а с 1918 года — в органах ЧК: был и следователем, и оперработником. А последние годы руководил лагерем. В лагерном руководстве работал и на Вишерской стройке с Берзиным.

Известный теперь писатель Варлам Шаламов, прошедший долгую и страшную лагерную школу, в своих книгах, конечно же, не придерживался документальной точности. Он подчеркивал, что создает художественные образы людей и событий, то есть во многом вымысливает их. Поэтому описание внешности и характера Васькова, которое Шаламов сделал в антиромане «Вишера», едва ли можно считать точным. Однако талантливый писатель способен уловить характерные, существенные черты личности человека. Возможно, ему удалось это в образе начальника Вишерского лагеря.

«Васьков, — писал Шаламов, — был красный, плотный, подвижный человек с высоким звенящим тенором — признаком великого оратора вроде Жореса и Зиновьева. Оратор был Васьков никакой. К заключенным он относился неплохо, большого начальника из себя не строил. Мучился он катаром желудка, кабинет был весь наполнен бутылками какой-то минеральной воды… Васьков не читал ни книг, ни газет и все свои выходные дни проводил одинаково: набрав в сумку патронов от мелкокалиберки, в саду около клуба стрелял в листья целый день».

Думаю, главную черту характера нового начальника Севвостлага писатель уловил верно: «к заключенным он относился неплохо». Потом мы услышим подобные слова, сказанные другими людьми о Берзине. Видимо, директор Дальстроя подбирал себе в качестве начальника лагеря человека близких ему убеждений.

Конечно, Берзин хорошо знал любимую присказку Генриха Ягоды, когда речь шла о работе заключенных: «Любой объект должен стоить дешево и должен быть построен в короткий срок. Таково указание товарища Сталина». Но помнил Берзин и афоризм, принадлежавший своему соратнику по службе в ОГПУ, начальнику Главного управления исправительно-трудовых лагерей (сокращенно ГУИТЛ, а позже — ГУЛАГ) Матвею Берману:

«Мы в лагерях принуждаем людей, не способных самостоятельно перевоспитать себя, жить советской жизнью».

Еще начиная с Вишерской стройки, в сознании Берзина крепло убеждение: лагерь — это нормальная советская жизнь. Лагерь — принуждение к такой жизни тех, кто не хочет принять ее добровольно.

Он проповедовал эту истину в устных выступлениях и докладах, в газетных статьях и приказах. Он воплощал ее в практике Дальстроя.

До обидного мало осталось свидетелей событий начала 30-х годов, когда Дальстрой и его директор делали первые шаги. Прошло ведь больше 70 лет. Тем ценнее свидетельство участника этих шагов. Лев Михайлович Тренин — топограф. В московском представительстве Дальстроя заключил договор и поздней осенью 1932 года как вольнонаемный прибыл в Нагаево.

9 января 1933 года Берзин подписал приказ о создании конторы с названием «Строительство порта бухта Нагаева» 41. Тренина в этой конторе определили в группу подготовки топографических материалов для постройки первого причала в морском порту. Он вспоминал об одном эпизоде этой работы:

«— Память сохранила яркое, солнечное морозное утро. В бухте трещит подпираемый приливом береговой припай. Наша палатка гнездится на скале в десяти метрах выше уреза воды, на крутом западном берегу бухты Нагаева.

Я вышел из палатки совершить утренний туалет — обтереться до пояса снегом. Собрался будить своего напарника топографа Вольку Шавлова. Вдруг слышу — скрип полозьев, пофыркивание лошади, людской говор. Из-за близкого мысочка вынесся возок с двумя седоками. Один, видно, кучер. Другой — в волчьем тулупе, в пушистой длинноухой шапке. Возок остановился чуть ниже палатки.

Тормошу Вольку. Набрасываю на себя полушубок и бегу навстречу гостю. Он, сняв тулуп, в кожаном реглане поднимается к нам по ступенькам, вырубленным в снегу. На лице улыбка.