Константин Поливанов - Пастернак и современники. Биография. Диалоги. Параллели. Прочтения

Приведем теперь опущенную строфу Пастернака (используя традиционную запись строфы):

Но, пожалуй, наиболее «точное» воспроизведение документа мы найдем в главе «Морской мятеж», сопоставив ее с показаниями А.

А. Матюшенко <���…> мясо повесили на спардеке <���…>

В 5 час. утра разбудили команду. <���…> скатывать палубу по всему кораблю <���…> Матросы, взявши кружки с водой, стали мочить хлеб в воде, а баки <���…> с борщом никто не берет <���…> Командир спросил: «Ребята, почему не кушаете борща?»

<���…> Командир скомандовал: «Смирно». Командир стал на буксирный кнехт и обратился к команде с такой речью:

«<���…> За это вашего брата вон там вешают (при этом он показал на нок /рею/). Ребята, кто не хочет кушать борщ, выходи сюда».

<���…> Старший офицер <���…> приказал караулу оцепить эту часть <���…>

<���…> раздается окрик старшего офицера:

«Боцман, давай брезент!» <���…>

<���…> Приказ, отданный Гиляровским боцману, значит, что этих товарищей накроют пеньковым пологом (брезентом) и дадут по ним, совершенно беспомощным, несколько залпов.

<���…> Вдруг раздался громкий голос одного из матросов:

«Братцы, что они делают с нашими товарищами?.. Забирай винтовки и патроны! Бей их, хамов!» <���…>

«Я тебя теперь самого пошлю юнгой к Макарову (адмирал, утонувший с броненосцем в Порт-Артуре. – К.П.)», – отвечает матрос, и с этими словами Гиляровский летит за борт <���…>

Когда все было готово, снялись с якоря и пошли на Одессу [34].

«Морской мятеж»

<���…> Со спардека на камбуз нахлынуло полчище мух <���…> Пропели молитву. Стали скатывать палубу <���…> За обедом к котлу не садились И кушали молча Хлеб да воду <���…>

Гаркнул: – Смирно! – С буксирного кнехта

Грозя семистам. Недовольство?! Кто кушать – к котлу, Кто не хочет – на рею.

Выходи! <���…> Он скомандовал: – Боцман, Брезент!

Караул, оцепить! <���…>

<���…> Взвыло:

– Братцы! Да что ж это! – И, волоса шевеля: – Бей их, братцы, мерзавцев! За ружья! <���…>

И за ноги за борт И марш в Порт-Артур <���…>

– Выбирай якоря! – Голос в облаке смолк. Броненосец пошел на Одессу…

(I, 294–297)

Мы привели здесь лишь самые явные случаи дублирования «чужого» текста. Любопытно также и то, что в письмах к Л. Л. Пастернак и М. И. Цветаевой Пастернак снабжал главу «Морской мятеж» комментариями, разъясняющими термины спардек, кнехт, камбуз, шканцы. При этом его комментарии дословно повторяли редакционные примечания к публикации показаний Матюшенко в сборнике «Восстание на броненосце “Князь Потемкин Таврический”». Отметим еще одну немаловажную особенность поэмы Пастернака. Писавшаяся по существу как «стихи на случай», она строго соответствовала уже установившейся «историографической» традиции описания первой русской революции. Можно сравнить главы поэмы, например, с выделенными основными «вехами» 1905 года в книге Л. Троцкого «О девятом января» (М.; Л., 1925): «<���…> стачечная буря 1905 года, восстание “Потемкина Таврического”, великая октябрьская забастовка, конституционный манифест, восстание Севастопольского флота, декабрьское восстание в Москве, аграрный пожар». Севастопольское восстание вылилось постепенно в отдельную поэму «Лейтенант Шмидт», первый и последний пункты Троцкого объединились в главе «Мужики и фабричные» и только октябрьская забастовка осталась «неотраженной» в пастернаковской поэме (лишь короткое упоминание: «Еще толки одни о всеобщей»).

Любопытно с этой точки зрения взглянуть и на рубрикацию сборника «1905 год в русской художественной литературе» (М., 1926), составленного А. Богдановым:

1. Накануне (ср. «Отцы»),

2. 9-е января (ср. «Детство»).

3. От января к октябрю.

а. Красные июньские дни (ср. «Мужики и фабричные» – восстание в Лодзи в июне).

б. Броненосец «Потемкин» (ср. «Морской мятеж»),

4. Октябрь (в этом разделе в том числе помещены анонимные стихи «На смерть Баумана») (ср. «Студенты»),

5. В огне восстания (в этом разделе среди прочего опубликованы перепечатанный из «Невского вестника» за 1906 год рассказ М. Волкова «Москва в декабре»).

В письмах, касавшихся времени как начала работы, так и ее завершения, Пастернак подчеркивал, что относится к поэме прежде всего как к способу заработка: «А в этом году придется писать решительную дрянь. Только она и приносит заработок» (письмо Ж.Л. и Ф. К. Пастернак, лето 1925 года) \ «Мне хочется отбить все будки и сторожки откупных тем <���…> хочу начать с 905 года» (Я. З. Черняку, 25 июля 1925 года ); «Эта работа, как банк. Служу в банке» (Ж. Л. Пастернак, 6 февраля 1926 года ); «Это находится посередине между службой и писательством. Координаты по отношенью к поэзии не берусь даже определить» (М. И. Цветаевой, 30 июля 1926 года). Финансовыми соображениями объясняет Пастернак и графическую форму поэмы: «<���…> но ведь это не так легко делается, деньги эти вот как достаются. Для этого я строфу разбиваю, строк по 10, по 11 в каждой. Иначе нельзя, чем же я виноват, что настоящие гонорары платят после смерти» ( ЛЛ. Пастернак, март 1926 года), прилагая к этому письму главы из поэмы, Пастернак записал их в форме четырехстрочных строф.

Понятно, что у автора одновременно постоянно присутствовало и недовольство собой в связи с поэмой. Обратимся вновь к письмам: «Ах, какая тоска, тоска. Какой ужасный „1905 год“! Какое ужасное у нас передвижничество!! Для чего все это, для чего я это делаю?» (Ж. Л. Пастернак, 28 марта 1926 года). Отметим, что упоминание передвижников, точнее – «допередвижнического» искусства возникает у Пастернака несколько лет спустя в «Охранной грамоте», когда он описывает свое первое «расхождение» с Маяковским и футуризмом, приурочивая это к весне 1917 года после слушания «Войны и мира». В марте же 1926-го, посылая сестре и родителям отрывки из поэмы, Пастернак писал: «Вряд ли захотите продолжения. Неожиданно, не правда ли? Но для кого, на чье понимание приходится писать! Я не злорадствовал по поводу Кончаловского. Мое отличие от него только в том, что когда он катится назад, то делает это с восхищеньем, не понимая, что с ним и почему происходит. Я же, подчиняясь тому же закону, ужасаюсь и скорблю».

Для «денежной» работы, для «хроники 1905 года в стихотворной форме» Пастернак избрал, впрочем, достаточно неординарную форму [35]. Поэма с «технической» точки зрения представляется весьма изощренной, вопреки утверждению самого автора, считавшего: «Я писал в одном размере, стало скучно, по-моему, невозможно читать» ( письмо Ж. Л. Пастернак, 6 февраля 1926 года). «Девятьсот пятый год» обильно уснащен паронимиями, каламбурами, разнообразными аллитерациями. Один из первых рецензентов И. Поступальский, процитировав строки «И уродует страсть, / И орудуют конные части» и «И с каждой / Пристяжкою / Падал престиж», именно в этой особенности поэмы видел ее связь с предшествующим творчеством автора.