Жан-Доминик Брийяр - Эдит Пиаф. Без любви мы – ничто

Еще две песни, «Mon apéro» («Мой аперитив») и «La Java de Cézigue», напоминают о сценах в дешевых бистро и о танцах под волынку, их яркие персонажи описаны в стилистике пригородов с использованием местного жаргона:

Еще никогда карьера какой-либо певицы не складывалась столь быстро, ведь уже в том же месяце Эдит появилась в фильме Жана де Лимюра «La garçonne» (дословно «Пацанка»; фильм снят по книге Виктора Маргерита. В нашей стране название этого произведения переводили как «Женщина-холостяк» или «Холостячка») вместе с известными актрисами Мари Белль и Арлетти. В этой киноленте Пиаф исполнила песню Луи Потера и Жана Виене, затрагивающую скандальную тему привыкания к «искусственному раю»:

Знакомясь со студиями звукозаписи и киностудиями, Эдит, тем не менее, каждый вечер продолжала петь в «Жерни’c». Между ней и тем, кого она называла «папа Лепле», установились доверительные и нежные отношения, сотканные из взаимной привязанности и любви к музыке. Играя одновременно роль отца и Пигмалиона, владелец кабаре ненавязчиво «управлял» карьерой своей подопечной. Он отвез ее к модному кутюрье в дом «Tout Main», чтобы певице сшили новый сценический костюм: маленькое черное платье с небольшим округлым вырезом, которому звезда останется верна всю жизнь, даже если и будет обращаться к таким знаменитым модельерам, как Кристиан Диор и Жак Эстерэль. Лепле также уговорил протеже навестить музыкальных издателей, чтобы они помогли Эдит сформировать свой неповторимый репертуар. Именно здесь Пиаф несколькими месяцами позже познакомится с неким Раймоном Ассо. Как и он в дальнейшем, Лепле требовал от Воробышка постоянного внимания к работе и дисциплины. Эдит пыталась следовать советам наставника, хотя на практике ей это не всегда удавалось, о чем свидетельствует Симон Берто: «В “Жерни’c” она зарабатывала по пятьдесят франков в день. Она не ложилась раньше трех часов утра. Развлекалась на Пигале. От пятидесяти франков не оставалось ничего… И тогда она выходила на улицу, что Лепле категорически не приветствовал…» [34]

В январе и в марте 1936 года Эдит записывает на грампластинку для «Polydor» еще восемь песен, среди них «Va danser» («Пойдем танцевать») поэта из провинции Бос Гастона Куте. Певице аккомпанируют аккордеонисты братья Меденжу, цыганский гитарист Пьер «Барро» Ферре, а также, возможно, пианист Вальтер Жозеф. Параллельно Лепле стремился подобрать для Пиаф новые сценические площадки, более солидные и вместительные, чем кабаре «Жерни’c». В феврале ему удалось подписать ангажемент с цирком «Медрано», Эдит должна была принять участие в их гала-представлении. Луи надеялся, что в мае они все вместе отправятся в Канны, где его любимица споет на балу «Маленьких белых лилий». Но судьба распорядилась иначе.

6 апреля Луи Лепле был убит у себя дома, по адресу авеню Гранд-Арме, 83. На следующий день, как и в три ближайших дня, Эдит Гассион подвергалась долгим допросам в отделении судебной полиции. Преступление на бытовой почве или же намеренное покушение? Полицейские этого не знали, но пытались установить связь между убийством и теми подозрительными связями, которые имелись у Малышки Пиаф среди преступного мира Пигаля. Измученная допросами, певица назвала три имени, и среди них имя Леона Спаги, ее бывшего любовника. После проверки алиби Эдит объявили непричастной к убийству. Но зло уже свершилось. Журналисты вцепилась зубами в сенсационную новость и обрушили на молодую женщину поток обвинений, о чем свидетельствует новостная программа, появившаяся в кинематографическом обозрении «Éclaire Journal» в апреле 1936 года. После обсуждения злободневных политических тем – подготовка к выборам в Законодательное собрание, назначенным на 26 апреля, декларация Луизы Вайс, требующей избирательного права для женщин, – диктор переходит к недавним происшествиям. На заставке красуется анонс: «Убийство Луи Лепле. Расследование ведется в местах, посещаемых жертвой». Затем демонстрируются фотографии фасада кабаре, а голос за кадром вещает: «Луи Лепле был убит, бандиты застрелили его из револьвера, предварительно связав и заткнув кляпом рот приходящей служанке». Затем дается репортаж с улицы, зрители видят Лору Жарни, танцовщицу из «Жерни’c». Волнуясь, женщина спрашивает: «Где Малышка Пиаф?» Следующая сцена: в помещении, напоминающем кафе, приходящая служанка рассказывает, что один из налетчиков говорил с сильным испанским акцентом. Рядом со служанкой стоит Пиаф. Затем Пиаф крупным планом: прическа с челкой, меховой воротник, руки в перчатках, полуприкрытые глаза, ослепленные светом софитов. Эдит похожа на загнанного зверя. Голос за кадром задает вопрос:

– Мадемуазель Пиаф… Почему после покушения вы назвали имена ваших друзей?

– Я никого не обвиняла. Я была вынуждена рассказать о тех, с кем некогда общалась, ведь меня допрашивали. Если бы я не назвала имен, то полиция решила бы, что я кого-то выгораживаю. Я сказала правду, но я никого не обвиняла.

– Вы хорошо знали Лепле?

Эдит плачет, закрывая лицо платком.

– У меня больше нет друзей. У меня никого нет. Оставьте меня…

Смерть Луи Лепле не только превратила Эдит в сироту, но и оставила без работы – в апреле кабаре «Жерни’c» навсегда закрыло свои двери. Вокруг певицы образовался вакуум. И пусть ее признали совершенно непричастной к убийству Лепле, в артистической среде Пиаф стала парией. «Не бывает дыма без огня», – слышалось то тут, то там. Лишь крошечная группа преданных друзей и поклонников таланта Эдит – Жак Буржеа, Жак Канетти, аккордеонист Робер Жюэль, композитор Маргерит Монно – продолжали всячески поддерживать Малышку и выказывать ей свою любовь. В этот близкий круг не так давно вошел и некий двадцатишестилетний мужчина. Его зовут Бруно Кокатрикс, он – автор-композитор, но от случая к случаю работает и как импресарио. Кокатрикс устраивает Пиаф в кабаре «У О’Детт», расположенное на площади Пигаль. С 10 апреля по 28 мая 1936 года она выступает в одной программе с юмористом Пьером Даком и певицей Жермен Саблон. Эдит, которая жила в нескольких шагах от заведения, по адресу улица Пигаль, 59-бис, вновь оказалась в родной среде. Но даже если Пиаф и была рада, что нашла работу, она прекрасно понимала, что Пигаль – не Елисейские поля и что возвращение туда – шаг назад. Певица сделает все возможное, чтобы выбраться из «гетто», недостатки и границы которого она отлично знала; ей необходимо было во что бы то ни стало закрепиться в мире мюзик-холла. С конца мая до начала сентября, в то время, когда французские рабочие впервые получили право на оплачиваемый отпуск, она присоединилась к труппе «La Jeune Chanson 1936» («Молодая песня 1936»), выступавшей в казино. 5 августа певица приняла участие в концерте в «Народном доме» Лозанны, в Швейцарии. В тот же день она написала письмо Жаку Буржеа, в котором выразила горячее желание навести порядок как в личной, так и в профессиональной жизни: «Я больше не с Жанно, не с Жоржем, не с Марселем, не с Жаком. Я избавилась от них ото всех, потому что решила стать серьезной и всю себя посвятить работе, как бы того хотел мой старый добрый папа Лепле. И когда вернусь в Париж, я намерена оставаться в одиночестве, в этом я клянусь над прахом месье Лепле… С сутенерами покончено. Между нами, я достаточно от них настрадалась. Отныне мои денежки будут принадлежать мне и только мне. Моим единственным мужчиной станет мой отец» [35].