Дмитрий Ненюков - От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

Большевики развернули цепь и двигались, несмотря на продольный огонь тяжелых орудий с барж. Подпустив их довольно близко, Слащов бросил свои главные силы на их левый фланг, опрокинул его и зашел в тыл центру и правому флангу большевиков. В результате боя нам досталось три тысячи пленных и четыре орудия. Оставшиеся в панике бежали, и довольно продолжительное время существовало свободное сообщение между Крымом и Мелитополем. Потери у Слащова были ничтожные. К сожалению, для ведения преследования Слащов не имел кавалерии, иначе он мог бы создать полезную диверсию и для Деникина.

Первая эвакуация началась с Одессы. Как всегда в этих случаях бывает, ничего заранее там не было подготовлено и от населения тщательно скрывали возможность эвакуации, уверяя, что на фронте все обстоит благополучно. Я ожидал эвакуации Одессы, и потому панические телеграммы Шиллинга не застали меня врасплох. Я отправил туда восемь транспортов и три миноносца для охраны.

Положение несколько осложнилось тем, что Одесская гавань замерзла, и миноносцы с их легкими корпусами терпели аварии. По словам очевидцев, эвакуация прошла как нельзя хуже. Не было ни дисциплины, ни порядка, места на судах брались с боем, и общий вопль был против Шиллинга. Конечно, следует принять во внимание, что при всех катастрофах начальники всегда бывают виновными в общественном мнении, но, кажется, в этом случае оно было недалеко от истины.

Шиллинг со своим флотом явился в Севастополь и, так как Крым был в районе его армии, начал делать распоряжения. Мы с ним обменялись визитами. Он говорил, что если бы Деникин не взял от него Слащова, то он отстоял бы Одессу. Прибытие Шиллинга немного усилило оборону Крыма. Прибыл батальон юнкеров – часть, которой Слащов не мог нахвалиться, и около 2000 штыков разных частей, которые еще нужно было переформировать для того, чтобы они годились в бой. Прибыли еще огромные штабы тыловых учреждений, которые Шиллинг продолжал сохранять, назначив им местопребывание в Феодосии. Это было уже безусловно лишнее и вредное перегромождение обороны. Сам Шиллинг предпочитал оставаться в Керчи и оттуда со своим штабом управлять войсками Слащова. В общем, получалась громоздкая и ненужная организация, только мешающая Слащову.

Теперь мы подходим к событиям, которые изменили всю структуру Добровольческой армии и создали крымскую эпопею – последний этап ее двухгодовой тяжелой борьбы. В один прекрасный день на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» прибыл в Севастополь генерал Врангель. Как я узнал, у генерала было отнято командование армией, вследствие того, что он обратился к двум другим командующим армиями с приглашением собраться вместе и обсудить положение дел. Я слышал много хорошего о генерале Врангеле как о боевом начальнике, но слышал также, что он честолюбив и не всегда дисциплинирован.

После его приезда к нему на пароходе стало являться много народа, и имя его было на устах у всех. Многие открыто говорили, что он должен быть назначен вместо Шиллинга командующим армией. Ко мне стало также являться много лиц с просьбой повлиять на генерала Деникина в смысле этой перемены. Генерал Шиллинг еще не уехал в это время из Севастополя, и, вероятно, и до него доходили ходившие по городу разговоры на эту тему. Я лично, конечно, сочувствовал такому решению вопроса, видя потрясающую непопулярность генерала Шиллинга как в войсках, так и в населении.

Однажды генерал Врангель прислал мне сказать, что в 3 часа дня он будет у меня вместе с генералом Шиллингом. Они оба так и явились, как было назначено. Я их принял у себя в кабинете, и кроме нас троих при разговоре никого не было. Генерал барон Врангель был очень нервно настроен, а Шиллинг в самом мрачном настроении. Барон Врангель сразу начал критиковать всю политику и стратегию генерала Деникина, который, по его мнению, довел дело до гибели добровольческой идеи и полного торжества большевизма. Он прочел свое письмо генералу Деникину, в котором и формулировал свои обвинения. Далее генерал Врангель сообщал, что, по его мнению, дело еще не безнадежно погублено. Что, взявши базой Крым, в котором армия в 15 000 штыков может долго держаться против впятеро сильнейшего неприятеля при помощи флота, можно выждать благоприятного времени для нового наступления. В конце концов барон Врангель предложил собрать совет старших начальников, избрать нового старшего начальника, независимого от генерала Деникина, и начать дело сначала.

Признаю, что такого предложения я никак не ожидал. Я совершенно откровенно высказал генералу Врангелю мое мнение, что отделение Крыма от генерала Деникина будет знаменовать собою полное моральное разложение армии и, безусловно, погубит все дело.

Далее я сказал, что, насколько мне известно, все войска, находящиеся в Крыму, будут приветствовать его назначение новым начальником обороны, но при условии, что это назначение будет исходить от генерала Деникина. Я заявил, что и генерал Шиллинг, вероятно, присоединится к моему мнению. Генерал Шиллинг, все время молчавший, на это сказал, что он своего мнения сказать не может, так как вопрос слишком сложный и требующий долгого размышления. Мы порешили с бароном Врангелем на том, что он будет думать до завтрашнего дня, а затем скажет, согласен ли он подчиниться генералу Деникину.

На этом мы и расстались. Я не знаю, говорил ли генерал барон Врангель с генералом Шиллингом до разговора со мной, но поведение генерала Шиллинга было очень странным. В таком важном вопросе он хранил сугубое молчание. Не знаю, правда это или нет, но до меня дошли слухи, что генерал Шиллинг послал главнокомандующему телеграмму, что мы оба замышляем переворот.

На другой день генерал Врангель приехал ко мне и заявил, что согласен подчиниться генералу Деникину. Тогда я тут же при нем составил телеграмму и дал ему прочесть. Телеграмма была приблизительно следующего содержания: положение в Крыму смутное и тревожное, требующее, чтобы во главе стоял авторитетный начальник как в глазах армии, так и населения, каковым, по общему мнению, является барон Врангель, почему убедительно ходатайствую о назначении его начальником обороны Крыма.

В тот же день в Севастополь приехал из Новороссийска генерал Лукомский по семейным делам. Узнав об этом, я сейчас же отправился к нему рассказать ему все события и создавшуюся обстановку и просил поддержки моего ходатайства. Мы оба составили новые телеграммы и послали их главнокомандующему. Ответ был получен дня через три. Первая телеграмма гласила о подчинении флота генералу Шиллингу, второй предписывалось мне сдать командование флотом адмиралу Герасимову по его прибытии в Севастополь; третьей – генералам барону Врангелю и Шатилову предписывалось покинуть пределы Крыма и, наконец, в четвертой, пришедшей несколько позже, сообщалось, что генерал Лукомский, барон Врангель, Шатилов, мой начальник штаба контр-адмирал Бубнов и я увольнялись в отставку.