Эдуард Экк - От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918

Летом 1898 года прибыл в Севастополь государь император с государыней императрицей и великими княжнами. Их Величества оставались в Севастополе четыре дня, имея пребывание на яхте «Штандарт». [99]

На другой день состоялся парад войскам Севастопольского лагеря и Севастопольского гарнизона. По окончании парада Его Величество благодарил командующего войсками графа Мусина-Пушкина [100]и всех начальствующих лиц за блестящей парад и, в особенности, за то, что полки 13-й пехотной дивизии вывели в строй по 60 рядов в роте.

После парада все начальники частей были приглашены к Высочайшему столу на яхте «Штандарт». После завтрака все вышли на палубу, и Их Величества обходили приглашенных. И тут было ясно видно, как застенчива государыня Александра Федоровна. Ее Величество долго стояли у борта с великим князем Алексеем Александровичем, [101]не решаясь начать обход. Статс-дама светлейшая княгиня Голицына трижды подходила к Ее Величеству, и лишь после третьего напоминания государыня наконец решилась, быстро подошла к начальнику 13-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Христиани, довольно долго с ним говорила и затем также быстро вернулась на прежнее место – и больше уже ни к кому не подходила.

На другой день государь император слушал обедню на северной стороне в церкви Братского кладбища, на котором похоронены защитники Севастополя. После обедни была отслужена панихида по всем погибшим.

В храме государь император прошел на могилу графа Тотлебена, [102]осмотрел памятник ему и затем обошел все кладбище.

Братское кладбище всегда содержалось в образцовом порядке, и его вид производил сильное впечатление, пробуждая чувство благоговения к памяти доблестных защитников Севастополя.

В час отхода яхты «Штандарт» разразился шторм с дождем и грозою, поднялась сильная зыбь, море приняло зловещий вид. Тем не менее «Штандарт» своевременно вышел в море, сопровождаемый двумя миноносцами и несмолкаемым «ура» запрудившего все берега народа.

Трудную минуту пережили мы, когда государь, получив телеграмму о безнадежном состоянии датской королевы, [103]немедленно выехал через Севастополь в Данию. Приходилось все распоряжения по охране пути сделать по телеграфу. Помню, как я пришел к начальнику телеграфной станции и вручил ему текст приказа о выставлении охраны. Начальник станции сам с необычайной быстротой передал его по линии, и когда «Штандарт» прибыл на Севастопольский рейд, охрана до Симферополя уже стояла по линии, а на дальнейшем пути некоторые части бегом подходили к полотну дороги уже в виду поезда чрезвычайной важности.

Когда же государь возвратился в Севастополь, государыня императрица решила выехать навстречу в экипаже, так как «Штандарт» оставался на севастопольском рейде.

Узнав о намерении Ее Величества, командир находившегося в Ливадии 2-го эскадрона Крымского конного дивизиона ротмистр Лихачев тотчас же выслал вперед людей для охраны пути, а сам верхом сопровождал экипаж Ее Величества вплоть до Царской пристани в Севастополе.

Когда императрица рассказала об этом государю, Его Величество благодарил ротмистра Лихачева и спросил, какого завода лошадь, на которой он прошел эти 90 верст.

– Собственного моего завода.

– Такая лошадь делает большую честь вам как коннозаводчику.

Экипаж же и лошади, в котором проехала государыня, принадлежали известному на весь Крым симферопольскому извозчику Федору Кучеренко.

В это же лето в последний день специально-кавалерийского сбора произошло первое открытое столкновение между командиром корпуса и мною, настолько странное, что я решаюсь его рассказать.

Командир корпуса вообще ни разу не выезжал на занятия специально-кавалерийского сбора, и я их вел совершенно самостоятельно, представляя лишь заблаговременно командиру подробное расписание по дням. Начинал занятия в восемь часов утра; ежедневно проделывал по три задачи и занятия оканчивались между 10–11, в зависимости от успешности выполнения.

Накануне командир корпуса прислал мне сказать, что с утренним поездом выезжает в Севастополь и просит меня не беспокоиться. В это утро все три предложенных задачи были проделаны весьма удачно, на быстрых аллюрах, и занятия окончились в начале 11-го часа.

Сделав разбор и поблагодарив всех, я отпустил полки и сам собирался покинуть поле, как вдруг увидал прибывшего в экипаже командира корпуса. Приказав остановить полки, я подъехал и доложил, что части остановлены и угодно ли ему произвести им смотр или предложить какую-либо задачу.

В ответ получил:

– Вы не имели права так рано кончать занятия, вашего Крымского дивизиона видеть не желаю, а Донцов верните.

Подъехав к полку, командир корпуса только поздоровался «здорово, станичники», [104]поблагодарил за труды и отпустил. Затем, повернувшись ко мне:

– Доклад приму в штабе, – сел в экипаж и уехал.

До этого дня командир корпуса принимал доклад у себя на дому.

Когда генерал Дукмасов прибыл в штаб, я обратился к нему со следующими словами:

– Из всего происшедшего сегодня утром, я должен заключить, что вы мною недовольны и желаете, чтобы я ушел. Прошу откровенно сказать, верно ли я вывел заключение, и если это так, я сегодня же телеграфирую начальнику Главного штаба и мне дадут другое назначение.

Получил совершенно неожиданный ответ:

– Нет, я вовсе не желаю, чтобы вы ушли, но вы меня совершенно забрали в руки, делаете со мною, что хотите; я больше этого не потерплю и переменю с вами обращение.

Крайне удивленный таким оборотом, я только нашелся сказать:

– Переменить обращение со мной нельзя, потому что при первой к тому попытке, я все равно сейчас же уйду.

– Вновь повторяю, что не желаю, чтобы вы уходили – докладывайте.

Хотя после такого странного объяснения наши отношения как бы восстановились, но мне стало еще тяжелее и приходилось еще более быть начеку.

Так продолжалось до апреля 1900 года, когда мне неожиданно подали уже распечатанную командиром корпуса телеграмму командующего войсками: «Предписываю генералу Экку немедленно прибыть в Одессу. Мусин-Пушкин». На телеграмме приписка командира корпуса: «Что это значит, что вы предполагаете делать?»

Я тотчас же пошел к командиру корпуса, объяснил, что эта телеграмма и для меня совершенный сюрприз, но выбирать, что делать, не приходится; первым же поездом выеду на Севастополь, оттуда пароходом в Одессу.

Я знал, что командующий войсками еще не вполне оправился после тяжелой операции и, прибыв в Одессу, проехал прямо к начальнику штаба округа генерал-майору Протопопову, [105]с которым нас связывали добрые воспоминания о совместной службе в Константинополе.

Переговорив со мной, Протопопов сказал: