Эдуард Экк - От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918

В час дня прибыл на продольный массив генерал от кавалерии Бильдерлинг и приказал мне атаковать деревню Секвантун и овладеть ею.

Прямо от д. Туадагау я поднял оба полка на гору, мало обстреливаемую японцами, и повел наступление: Выборгским полком – по правой стороне в связи с частями 10-го армейского корпуса, [161]который вел бой правее нас и части которого по мере нашего продвижения отходили вправо к своим участкам, Чембарским полком – по левой стороне массива.

Первое время полки наступали чрезвычайно нервно, части залегали, и было трудно их поднимать. Но затем, обтерпевшись, прошли безостановочно вплоть до самого поперечного массива, заняли его и двинулись на д. Секвантун.

Одновременно с пехотой мы, с чрезвычайными усилиями, на руках людей подняли наверх одно орудие, которое дошло с нами до поперечного массива, откуда открыло огонь по д. Секвантун.

Наблюдавший за боем генерал-адъютант Куропаткин прислал мне записку: «Действия одобряю. Овладев д. Секвантун, прочно закрепитесь на массиве 131. Завтра на рассвете вся армия перейдет в наступление».

Самая атака д. Секвантун произошла в темноте. Наши части ворвались в нее с двух сторон. Выборжцы с северо-западной, Чембарцы с северо-восточной стороны.

Несколько опередившие Чембарцев, выборжцы ворвались первыми, в азарте и темноте не разобравшись, приняли ворвавшихся Чембарцев за японцев, дали по ним залп и сцепились в рукопашную.

К счастью, недоразумение скоро разъяснилось, роты разобрались и увидали, что они полные хозяева деревни, японцы отошли по направлению к реке. Это столкновение между своими, по счастью, не имевшее никаких дурных последствий, оказало удручающее впечатление на обоих командиров полков. Напрасно я их успокаивал, поздравляя с первым успехом, одержанным притом с очень малыми потерями – всего четыре офицера и около двухсот солдат убитых и раненых, командиры не могли прийти в себя. Нервность командиров, естественно, передавалась и в полки. Особенно нервничал командир Выборгского полка, настолько, что, оставив две роты в д. Секвантун и выставив охранение, остальную часть полка пришлось поднять на поперечный массив 131 и всю ночь неотлучно оставаться при командире. В Чембарский полк послал своего начальника штаба. О сне нечего было и думать, да со мной не было никаких вещей, кроме непромокаемого плаща.

Со стороны противника не было попыток к наступлению, и ночь прошла благополучно. С первыми проблесками рассвета японская артиллерия открыла по нас редкий огонь, снаряды ложились в долины, и мы потерь не несли. Тем не менее полковник Заинчковский настоятельно меня упрашивал дать разрешение на спуск полка с высоты. Я старался его успокоить и, наконец, обещал, что дам разрешение при первых же потерях. Рассвело совсем, но никакого шевеления с нашей стороны не было. В начале шестого часа, далеко влево, вероятно, на крайнем левом фланге 35-й дивизии, одна из наших батарей начала отвечать на огонь японской артиллерии и, сделав несколько выстрелов, замолчала.

Помня содержание записки генерал-адъютанта Куропаткина, я прямо недоумевал, почему мы не переходим в решительное наступление.

Так продолжалось до 10 часов утра. Огонь японской артиллерии не усиливался, скорее, временами как бы замирал и не причинял нам потерь.

В это время со стороны расположения 35-й дивизии показался казачий разъезд, коней 10–12, который, подойдя к подножью массива, остановился. Один из всадников спешился и начал подыматься к нам. На полпути он вдруг как бы сел, но затем снова пошел и добрался до вершины, на которой находился я. Явившись мне, он, прежде всего, спросил:

– Разве вы, Ваше превосходительство, не знаете, что вся армия еще в ночь отступила и вы тут совсем один и я долго вас разыскивал? Одновременно передал мне записку от начальника штаба 17-го корпуса.

– Командир корпуса приказал вам, заняв 85-м пехотным Выборгским полком поперечный массив 131, Чембарский полк спустить в д. Туадагау и ожидать дальнейших приказаний. И ничего больше.

Когда я сообщил это приказание командиру Выборгского полка, полковник Заинчковский вновь пришел в волнение, что полк значит обрекается на погибель.

Меня, наконец, взорвало, и я ему резко ответил:

– Да на какую же погибель, когда никто на вас не наступает и потерь вы не несете.

После этого я стал спускаться в д. Туадагау. Помимо всего меня беспокоила судьба моей Авроры, сумел ли вестовой в полной тьме вывести ее к штабу или мне предстояло остаться без верховой лошади. Но, как почти всегда бывает в самые тяжкие минуты, какая-нибудь мелочь да отвлечет и поможет вернуться к действительности. Я почти совсем спустился к подножью и уже была видна д. Туадагау, навстречу мне шел солдат Чембарского полка. Просвистевший в это время снаряд ударился в землю у самой ноги солдата, но настолько глубоко ушел в грунт, что не разорвался. Солдат же был как бы брошен на землю. Через несколько мгновений он встал невредим, подобрал фуражку и, истово крестясь и ругаясь самой скверной бранью, снова пошел по прежнему направлению. Поравнявшись со мной, стал во фронт и ясно ответил на мое приветствие.

В д. Туадагау капитан Мухин тотчас же угостил нас горячим супом, что было очень кстати, ибо мы почти ничего не ели с 18 числа. В первом часу дня прибыл ординарец от командира 17-го корпуса с приказанием мне отойти к д. Цофантунь всего верстах в четырех от Туадагау и там занять арьергардную позицию.

Отход совершился беспрепятственно, противник за нами не наступал.

22-го на рассвете я занял прилежащие высоты и оставался на них до двух часов пополудни. Будучи совершенно не ориентирован и видя, что впереди нас все спокойно, я передал командование генерал-майору Путинцеву, а сам проехал к генералу Бильдерлингу, который мне сообщил:

– О вас получено следующее распоряжение: вы с дивизией изъяты из боевого расписания и вас приказано направить прямо к Мукдену.

На мое заявление, что я, занимая арьергардную позицию, не могу ее покинуть ранее, чем буду сменен, генерал Бильдерлинг ответил, что еще с утра сделано распоряжение о смене меня частями 35-й дивизии. На мой вопрос, почему последовала такая перемена, и мы вместо перехода в решительное наступление отошли, тогда как вполне ясно, что против нас был противник, не смогший или не решившийся использовать свои предыдущие успехи, генерал Бильдерлинг ответил, что, по-видимому, на Куропаткина оказали влияние отовсюду поступившие неблагоприятные донесения, колоссальный расход артиллерийских снарядов, и вместо приказа об атаке мы получили приказ ночью начать отход.

В три часа дня меня сменил дивизион 17-го гусарского Черниговского полка, [162]и я, собрав части, двинулся по направлению к станции Янтай.