Прасковья Мельгунова-Степанова - Дневник. 1914–1920

С. слышал, что Муралов купил ресторан «Гурзуф» – вообще, большевики наживаются, и создается новая буржуазия. Никак не могут точно определить, кто такое Муравьев, командующий войсками большевиков против Киева: по одной версии, он – Ермолов, пристав, убивший в 1905 году д-ра Воробьева, по другой – он участник еще Японской войны, основатель ударного батальона, беспринципный человек, удящий рыбу в мутной воде и якобы его воспитательница известна. Он, говорят, только лицом похож на Ермолова. Видела Мякотина – так приятно, что он с С. сходится во взглядах. Говорил об ужасах убийств в Севастополе; о бестактности офицеров, которые в своей компании постоянно говорят о палке и кулаке, необходимых для солдат. Он опровергает слова Колчака, говорит, убили разных, отчасти дрянных; убили, например, в Симферополе местного фабриканта по списку, который штаб перед бегством оставил, а в нем значились те, кто пожертвовал на организацию войска против большевиков, (убили его), как сочувствующего реакции и готового содействовать ей. Убиты таким образом Шнейдер, местный благотворитель, устроивший массу школ, один спекулянт и др. Он свидетельствует о полном ничтожестве офицеров, говорит, что эсеры викжелили, и что, когда выносится протест против убийств, они отказались подписывать его, потому что могут, мол, только с разрешения комитета, потом комитет вдруг потребовал расследования «преступлений убитых» якобы для того, чтобы обнаружить и разоблачить убийц. С.-р. там 26 000, и их лидеры утверждали, что они знают, что многие с.-р. матросы участвовали в грабежах и убийствах. Когда матросы решили обыскивать весь город и при этом грабили и добрались до рабочего квартала, рабочие постановили встретить их ружьями, те испугались, но через два дня постановили обыскать всю буржуазию, и рабочие не выступили с протестом.

Волк-Карачевский (Василий Васильевич) сообщил, что Рада двигается из Житомира на Киев с двумя австрийскими корпусами, и что до Луцка уже проложена железная дорога. Мякотин очень против отселения Украины, он даже к федерации относится отрицательно. Это его расхождение с С.

Я забыла раньше записать, что матросы, бывшие у Кусковой, рассказывали, как просто большевики захватывают города: сражений не бывает – приедут, немного постреляют, а из города им навстречу выходят большевики, и весь город переходит на их сторону.

Сидоров (Николай Павлович) рассказывал про опального Варнаву, которого посетил. Был на его обедне, тот служил с подъемом и умеет действовать на толпу. Обедал у него, он всех приглашает. Теперь слышал, что он явился в Арзамас, и там служил в соборе с огромным подъемом и говорил против большевиков – успех поразительный.

Сегодня Мякотин завтракал у нас, говорил, что он предсказывает только одно: пробуждение великороссийского чувства национальности: «Зверь уже проснулся», – сказал он; он видит это пробуждение в той ненависти, с которой матросы относились к восставшим против большевиков татарам: «Как смеет проклятая татарва!» Он говорит, что за большевиками идет это самосознание, хотя большевики вовсе не во имя его действуют, но украинцы, например, инстинктивно поднялись за великороссов против своей Рады, хотя сознательно они шли за большевицкими лозунгами, ничего общего с национальный самосознанием не имеющими. Он считает, что это, может быть, то хорошее, что идет за ними, хоть и помимо них, это, может быть, спасет Россию, хотя неизбежно выльется в погромах. «Австрийские корпуса, если их двинет Рада, найдут могилу в Киеве», – сказал он. Я напомнила ему его пророчество весной, что мы дойдем до Московского княжества – тогда не верилось этому, теперь мы уже близки.

Он рассказал, как весной Керенский приезжал к нему советоваться, предварительно предложив ему ряд должностей. Советовался по поводу иностранной политики, когда в Совете солдатских и рабочих депутатов началось недовольство: «Скажите им всю правду», – посоветовал Мякотин. «Я не могу, ведь я же товарищ председателя Совета и среди министров мне приходится молчать». Он плакал и рыдал, что его считают изменником. Мякотин указал ему на Милюкова, который, чувствуя, что он не изменник, предоставляет считать себя кем угодно. Мякотин предлагал, что целая группа придет его поддержать в Советах солдатских и рабочих депутатов, а он развернет всю правду. Через несколько дней Керенский, никого не позвав и минуя Исполнительный комитет Совета выступил в Совете с речью о доверии ему, только частично воспользовавшись советом Мякотина, вызвал бурю восторга, и на полторы недели недовольство замолкло, потом вспыхнуло снова, и когда министры поставили на обсуждение вопрос, он дипломатично заболел. Мякотин находит, что он истерик и часто не исполняет того, что говорит. Я защищала Керенского. Мякотин считает, что вообще все наши министры были слишком малодушны – они отступали слишком поспешно; так в апреле к.-д. слишком легко сдались на вступление социалистов, а последнее время правительство совсем опозорилось. Он говорил о соц. – революционерах в Севастополе – Фундаминский, назначенный комиссаром флота, наивно говорил ему, что он согласился, хоть и ничего не понимает, потому что могли назначить и похуже, а когда матросы приходили к нему спрашивать, надо ли исполнять то или иное приказание адмирала, – он совершенно не понимал слов Мякотина, который говорил, что он (Фундаминский) самым фактом, что их принимает по этому поводу, разрушает флот «Вы слишком большижесились», – говорил он (Мякотину). Потом утверждал, что «массу надо обманывать, что без демагогии нельзя, и хотя, сидя дома, вполне одобрял к.-д., выйдя на площадь, начинал их громить «для борьбы с большевиками».

Цены извозчиков упали: с Курского вокзала в Долгий переулок (Девичье Поле) – 10 руб. с Мякотина (взяли) с вещами; от нас в Долгий – 4 руб. вечером без торга, причем извозчик заявил, что за весь день ничего не выработал. Дьякон за ектиньей сегодня вставил прошение: «Упокой души всех, павших за царя и отчизну». Слышала Шполянская. Объявлена Священная война . Немцы наступают.

Вчера на заседании нашего Городского комитета обсуждался вопрос протеста против позорного мира, на который идут большевики, – протест всеми способами. Щелкунов сообщил, что из Смоленска в «Вечернем Времени» получено известие, что Германия прибавляет два условия: 1) чтобы заключить мир с правительством, признаваемым всей страной, и 2) гарантия личности немецких и русских граждан. Очевидно, у большевиков все было заранее условлено с Германией, и весь отказ от мира был одной комедией, теперь же Германия показала им нос. На улицах небывалое, радостное оживление – уродливая радость, что немцы принесут порядок. Извозчики рады, что «мостовые будут лучше». Кухарки, как заявила Малшина, что «эту дрянь (большевиков) выгонят и будет порядок». Возвращаются городовые. Перед домом Лешковской стоит прежний, отдает честь: «Скоро мы все вернемся», – говорит ей. И действительно милиционер заменен красногвардейцем, а под их маской городовым. Идет полубуржуй и солдат: первый говорит радостно: «То-то зададут немцы большевикам». – «А нам что». Отвечает солдат: «Все равно». Даже в речи Ленина слышно, что они чуют свой карачун.