Илья Вергасов - Крымские тетради

Я смотрю на Семенова, знаками даю понять, что, мол, надо объяснить.

- Ты, Данилыч, не обижайся. Никакого самогона у нас нет, - говорит Семенов.

Дед хмурится.

- Может, нам уйти? - спрашиваю я.

- Прышлы, так гостюйте. Нэ хочу встревать в вашу драку. Гэрманэць мэнэ нэ трогае, нэ трогайте и вы... Чув, що нимцы базы ваши граблять, та тых, яки з партызанами дружать, убывають... А я жить хочу...

Семенов хлопает деда по плечу:

- Теперь нет людей самих по себе: или с нами, или с врагом... Вот так, Федор Данилович...

С рассветом мы уходим. Беспокойно что-то у меня на душе.

- Ты подумай, Федор Данилович, над словами Петра, - говорю на прощание. - Твоя дорога - в партизаны, а не хочешь - уходи, иди в Ялту или куда хочешь, но нам не мешай.

Старик молчит, сутулится, по-бабски машет рукой:

- Та що я - родився людэй убывать, га?

- Но и не для того, чтобы быть убитым! - более жестко отвечаю ему.

- Горыть у мэнэ душа, ой горыть...

Ну и снега навалило - не Крым, а Сибирь! Стильскую кошару нашли чудом: у нашего проводника Гусарова охотничий нюх!

Добрались в Ялтинский отряд вечером. Первым встретил нас начальник штаба Николай Николаевич Тамарлы.

Он был рад, хлопотливо угощал горячим чаем. Однако что-то его тревожило - взгляд выдавал.

Мы остались одни.

- Выкладывай, старина!

- Митин бежал, вот что.

Я ахнул:

- Митин? Тот самый, что готовил базы для первой боевой группы?

- Он, лесник из Грушевой поляны.

- Это точно?

- Хлопцы Становского в Ялте его, гада, видали. На машине с офицерьем сидел.

...Лежу, а сна ни в одном глазу. Как обернется этот побег?

И ведь не только Митин бежал. Из Бахчисарайского отряда ушел проводник, тот самый, что готовил базы и немедленно выдал их фашистам. Они разграбили их за сутки. Да из самого штаба района драпанул коушанский житель.

Для фашистов такие - находка.

Теперь ясно: немцы учитывали возможность массового партизанского движения на полуострове. Пользуясь предателями типа Митина, они молниеносно нападали на отряды, на партизанские базы и уже нанесли нам чувствительный урон.

Да, не все так просто!

Ялтинским отрядом командовал Дмитрий Мошкарин. Я знал его не так чтобы очень, но встречаться приходилось и в кабинете Селимова, и раньше - на партактивах.

Как-то в городском театре среди знакомых увидел мужчину с размашисто-лиховатыми движениями, ярким блеском серых глаз. Военная гимнастерка сидела на нем так ладно, что казалось, никогда ее с плеч не снимал.

- Кто это? - спросил у секретаря партбюро Кузнецова.

- Димка Мошкарин, сейчас городским отделом питания командует.

- А чего это он насквозь военизированный?

- Не маскарадничает. Партизанил в гражданскую, душа такая.

...Проснулся я рано, протер лицо снегом, поднял голову, увидел Мошкарина.

Он протянул руку:

- Здоров! Спишь - землянка ходуном. Пошли завтракать. Уселись за столик, прибитый в центре землянки к аккуратно спиленному стволу столетнего бука.

Еда обильная - ничего не скажешь, и по стаканчику массандровского пропустили.

- Хорошее вино. Ты делал? - Мошкарин посмотрел открыто.

- И я.

- Много добра в море опрокинули. Жаль.

Я понимаю - Мошкарин меня торопит: с чем пришел?

8

В нашем партизанском районе было пять боевых отрядов, в числе их и Ялтинский. Если те четыре отряда имели кое-какой успех, то у ялтинцев на боевом счету - ни единой операции.

Об этом я и завел разговор.

Мошкарин расстегнул ворот гимнастерки.

- Надо понять наше положение. Мы на макушке крымских гор, выше нас разве небо! Направо пойдешь - след наведешь, налево заглянешь - без глаз останешься, огнем выпалят.

- Меняй стоянку.

- Легко сказать.

- А Митин?

- Сюда не наведет - не знает.

- А на Красный Камень?

- Отвечаю особой тактикой. - Мошкарин посмотрел на своего штабиста, на лице которого была явная тревога. - Борода, объясни гостю, что к чему.

Николай Николаевич положил волосатые руки на колени.

- Первую группу мы разбили на боевые пятерки. - Тамарлы почесал под подбородком. - Разбили, значит...

Мошкарин живо поднялся из-за стола, ударил ладонью:

- Пять пальцев - пять групп, дислокация от Ялты до Никитских ворот. У каждой собственный тайник, понял? Притрутся, оглядятся - и айда на дорогу! Трах-тараррах - в тайник, отсиживайся.

- А если обнаружат этот самый тайник? Людей-то перебьют!

- А на войне, товарищ начальник штаба района, и убивают.

Переглянулся с Тамарлы. В словах Мошкарина не было уверенности. Сомневался и сам Тамарлы.

Неожиданный шум из штабной землянки прервал нашу беседу.

Мошкарин беспокойно крикнул:

- Кто там?

- Разведка из Ялты. Она у Становского.

- Степу ко мне!

Степан Ипатьевич Становский. Личность оригинальная. Отращивает усы на запорожский лад, курит трубку, говорит басом, хохочет к месту и не к месту. Но нельзя не заметить: трясется от смеха, а глаза не смеются. Они как бы живут самостоятельно, смотрят на всех из далеких глубин, и смотрят пристально.

- Я туточки, командир.

- Выкладывай данные, и чтобы без фантазий.

- Это мы могем. - Позже я заметил, как Степан к месту и не к месту употребляет словечки "могем", "швыдче", "нехай ему сатана в печенку"...

- И покороче, - потребовал командир.

Улыбка слетела с губ отрядного разведчика.

- Есть! Бургомистром города Ялты назначен его величество доктор Василевский.

Ахнули:

- Хирург?

- Он самый. А на бирже труда подвизается доктор Петрунин, Аверьян Дмитриевич, нехай ему сатана в печенку!

- А кто на "Массандру" сел? - не стерпел я.

- Господин Петражицкий!

Не может быть! Этот респектабельный господин, тихоня, белолицый, с усталыми, мало что говорящими глазами. Заместитель главного винодела, всегда и всеми довольный. Сволочь!

- Никитский сад в чьих руках?

- У бывшего помещика профессора Щербакова!

Вот те и раз: такой большой ученый, гордый, со словом к нему запросто не полезешь. Я с его сыном Петром, механизатором, дружил, был на приеме у наркома. Хорошо Петр об отце говорил, уважительно.

Что-то во мне вздрагивает: почему такие, как профессор Щербаков, идут на службу к врагам?

- А где Митин? - Голос Мошкарина возвращает меня к действительности.

- Надя доносит: каждое утро в гестапо как на службу ходит. Можно укокошить!

- Его, гада, живым взять! И давай, Степа, вот что: аллюр три креста, и чтобы связной к вечеру был в землянке Андреева. Пусть боевые пятерки покидают стоянки, и все марш в отряд.

- Правильно! - подхватывает начальник штаба.

Становский уходит выполнять приказ, у меня как тяжелый груз с плеч: опасно так раздроблять отряд. Молодец Мошкарин, понял.

Отрядный доверчиво стукнул меня по плечу:

- Ты, начштаба, не думай, что здесь "Иван Ивановичи - отдай гармонь!". Соберу весь отряд и бабахну по самим Долоссам. Мыслишка такая во мне бродит. Вот аукнется!