Михаил Дубинский - Женщина в жизни великих и знаменитых людей

— Нисколько. Чувства, выраженные в этих письмах, одни только поддерживают меня и составляют все мое утешение в настоящую минуту.

Она стала протестовать против ее несправедливого ареста, прося оставить ее в Шаваньяке на честное слово. Просьба эта была послана Ролану. Одному из советников, Бриссо, с которым г-жа Лафайет поддерживала когда-то хорошие отношения, она писала: «Если ответ Ролана будет продиктован справедливостью, он мне возвратит неограниченную свободу. Если он будет соответствовать желанию моего сердца, то даст мне возможность соединиться с мужем, который приглашает меня приехать в Англию, как только его освободят из плена, чтобы вместе поселиться в Америке. Но если хотят во что бы то ни стало держать меня заложницей, то мой плен будет смягчен разрешением подвергнуться ему в Шаваньяке на честное слово и под ответственностью властей моей деревни».

Г-жа Лафайет вскоре раскаялась, что просила оставить ее в Шаваньяке под честное слово, так как узнала, что муж не только не отпущен на свободу, но враждебной коалицией выдан прусскому королю и отправлен в Ольмюц (Моравию) под охраной австрийской гвардии после того, как Пруссия заключила мир с Францией. Бедная женщина добровольно возложила на себя обязанность быть вдали от мужа. Впрочем, ее вскоре освободили.

После известной измены Дюмурье в Париже зашла речь о заключении в тюрьму тех, которых называли в то время «благородными». Г-жа Лафайет, также принадлежавшая к числу этих «благородных», отправилась в Бриуд, чтобы протестовать против этого проекта.

— Моя жизнь и моя смерть, — сказала она, — совершенно безразличны для Дюмурье. Лучше будет, если бы меня забыли в моем уединении. Прошу, чтобы меня оставили вместе с детьми в том положении, которое единственно сносно после того, как отец их находится в плену у врагов Франции.

— Гражданка, — ответил представитель местной администрации, — эти чувства достойны вас.

— Мне мало дела до того, достойны ли они или недостойны меня, — заметила на это смелая женщина, — я хочу только, чтобы они были достойны его.

В этих словах вся г-жа Лафайет. Она могла добиться развода, если бы захотела развода, хотя бы фиктивного, как делали в то время многие жены эмигрантов для того, чтобы сохранить за собою имущество и не наносить ущерба детям; но она этого не делала. Для нее название «жена Лафайета» было выше всего. Зато она и поплатилась: 1 ноября 1792 года ее арестовали в числе многих «подозрительных», как тогда начали называть людей, не сочувствовавших новому порядку вещей. Целый год и четыре месяца промучилась она в тюрьме. Ежедневно ей приходилось слышать, как из тюрьмы уводили на казнь десятки людей, как, наконец, казнили её мать и сестру. Она испытывала нечеловеческие страдания, и вполне понятно, что когда наступило 9 термидора, день, освободивший ее из тюремного заключения, первой её мыслью было бежать, конечно, к мужу. Она выхлопотала себе паспорт в Америку и пустилась в путь. Но прежде всего надо было повидаться с горячо любимым мужем, а для этого требовалось поехать в Вену а выхлопотать свидание с пленником. Между тем, доступ в Австрию французам был запрещен. Г-жа Лафайет обнаружила неслыханную энергию и после долгих нравственных пыток добилась, наконец, аудиенции у императора. Последний был очень взволнован, когда узнал, в чем дело. Многострадальная женщина просила как милости, разрешения разделить участь мужа в тюрьме.

— Хорошо, я исполню вашу просьбу, — ответил император, — но дать ему свободу не могу: у меня самого руки связаны.

— Жены остальных ольмюцских пленников будут завидовать моему счастью! — воскликнула в порыве радости несчастная женщина, неспособная забыть подруг по горю даже в столь тревожную минуту.

— Пусть они поступают, как вы, — ответил император. — Лафайета хорошо кормят, с ним хорошо обращаются. Имя его известно. Надеюсь, что вы отдадите мне полную справедливость.

И вот г-жа Лафайет едет в Ольмюц. Военный министр предупредил ее, что в Ольмюце ее ожидают невзгоды, что ее шаг может дурно отразиться на ней и на её дочерях. Ничего не помогало. Она поехала. Когда кучер указал ей на видневшиеся вдали колокольни Ольмюца, г-жа Лафайет поднялась в коляске с влажным от слез лицом. Рыдания душили ее. Она не могла говорить, а когда, наконец, овладела собою, громко запела благодарственную песнь Товия: «Господь, Ты велик в вечности и царство Твое распространяется на все века!». Через несколько минул она уже была в объятиях мужа, три года томившегося в тюрьме, вдали от друзей, от которых не получал никаких писем, в полном уединении, которое сделалось еще более невыносимым после его попытки к бегству. Он изменился, постарел, сделался больным, но сохранил прежние идеалы и мечты. Лафайет остался Лафайетом и в тюрьме.

Два года пробыла г-жа Лафайет с мужем в тюрьме, пока, договор, заключенный в Кампо-Формио, не дал свободы пленникам, в том числе Лафайету и его героической жене.

С Уолтером Рэйли мы уже встретились выше, когда говорили об отношениях между лордом Лейчестером и королевой Елизаветой. Когда вспыхнуло восстание ирландцев в Мунстере, его отправили туда в качестве усмирителя. Он блестяще выполнил задачу и по возвращении в Лондон удостоился высоких милостей при дворе. Способствовали этому, впрочем не столько его административные и военные таланты, сколько красота, сила и ум, никогда не перестававшие оказывать большое влияние на «девственную королеву». Как обратил он на себя внимание королевы, мы знаем: он пожертвовал драгоценным плащом, чтобы избавить ее от необходимости сделать два шага по влажной земле. Затем он дерзнул написать на стекле одного окна, мимо которого должна была пройти королева, следующие слова: «Мне хотелось бы вскарабкаться наверх, но я боюсь упасть». Елизавета, как говорят, написала под этими словами: «Если у тебя не хватает храбрости, то лучше не карабкайся».

Близкие отношения к королеве, однако, не помешали Рэйли жениться на Елизавете Трогмартон, пользовавшейся далеко не безупречным именем. Честолюбивая королева, требовавшая, чтобы восторг придворных сосредоточивался только на ней одной, была возмущена браком своего фаворита и, не долго думая, приказала арестовать его вместе с молодою женою и перевести в Тауэр, из которого молодая чета освободилась только спустя долгое время.

Любопытный роман пережил знаменитый английский военачальник герцог Веллингтон. В бытность еще капитаном Уэльслеем он ухаживал за красавицей Катериной Пакенгем, третьей дочерью лорда Лонгфорда. Она отвечала ему взаимностью и дело кончилось бы браком, если бы не противодействие отца, который считал Веллингтона слишком бедным для женитьбы на его дочери. Последняя, однако, твердо стояла на своем, категорически уверяя возлюбленного, что непременно станет его женою. Вместе с этим она просила его считать себя её женихом. Вскоре после этого Веллингтон уехал со своим полком в Индию.