Сара Бернар - Моя двойная жизнь

Две хибарки служили раздевалками для женщин и мужчин. Спрятав волосы под капюшоном, который крепко затягивается под подбородком, надев широченный плащ и засунув ноги в меховые ботинки со шпорами, предохраняющими от падения… да вдобавок утонув в необъятных резиновых штанах, которые топорщатся во все стороны, самая очаровательная и стройная женщина превращается в огромного неуклюжего медведя. Изящный ансамбль дополняется дубинкой с железным набалдашником.

Я смотрелась нелепее остальных, так как не стала прятать волосы, кокетливо прицепила к своей резиновой груди несколько бутонов розы и, кроме того, стянула свой плащ широким серебряным ремнем.

Завидев меня, женщины разразились восторженными возгласами: «О, до чего же она мила в этом костюме! Никто не выглядит так шикарно!», а мужчины галантно целовали мои медвежьи лапы и приговаривали вполголоса:

— Как всегда, несмотря ни на что, наша королева, фея, богиня, дивная… и т. д.

Я довольно мурлыкала до тех пор, пока, проходя мимо стойки девушки, раздававшей билеты, не узрела в зеркале свое гигантское отражение с нелепыми розами на груди и курчавыми прядями, выбивавшимися из-под грубого капюшона наподобие козырька.

Я казалась толще всех из-за пояса, который стягивал мою талию, образуя на боках резиновые складки. Мое худое лицо было сплющено капюшоном, а нависавшие волосы закрывали глаза. Только резко выделявшийся крупный рот позволял признать в этой ходячей бочке одушевленное существо.

Ругая себя за неуместное кокетство и стыдясь собственной слабости, из-за которой попалась на удочку грубой лести насмехавшихся надо мной людей, я решила ничего не менять в наряде, в отместку своей дурацкой спеси. Среди нас было множество иностранцев, которые толкали друг друга в бок, указывая на меня, и тихо посмеивались над моим нелепым видом. Это было для меня хорошим уроком.

Спустившись по лестнице, высеченной в ледяной глыбе, мы оказались под канадским водопадом. И тут же перед нами открылось странное, невообразимое зрелище: над нашими головами парил в пустоте гигантский ледяной купол, лишь одним концом цеплявшийся за край скалы. С купола свисали тысячи сосулек самой причудливой формы: драконы, стрелы, кресты, веселые и страдальческие маски, шестипалые руки, уродливые ноги, бесформенные тела, длинные женские волосы…

Перед нами возвышались, вонзая в небо свои прямые гордые шпили, ледяные колокольни и минареты, ждавшие своих муэдзинов. Призвав на помощь фантазию, пристальный взгляд сквозь приспущенные ресницы мгновенно завершал неясный набросок, в то время как в душе вереницей проносились реальные и призрачные образы — порождения здравого ума либо горячечного воображения.

С правой стороны водопад окрасился в лучах заходящего солнца в розовый цвет.

Мы были забрызганы с ног до головы, и вместе с водой то и дело в нас летели крошечные серебристые рыбки, угодившие в водопад по воле злого рока. Потрепыхавшись, они застывали на наших плащах, словно завороженные ослепительной красотой заката.

Одна глыба напоминала носорога на водопое.

— Хочу забраться наверх! — воскликнула я.

— Но это невозможно! — ответил кто-то из моих друзей.

— Невозможно? О, ничего невозможного нет! Стоит рискнуть. Расщелина, которую нужно преодолеть, не более метра шириной.

— Да, но зато она очень глубока, — возразил находившийся среди нас художник.

— Ну что ж, у меня только что умерла собака. Ставлю на любого пса на свой вкус, что заберусь наверх!

Аббе, за которым послали, застал меня уже в полете.

Прыгая через расщелину, я едва не угодила в пропасть. Спина «носорога» была до того гладкой и скользкой, что, забравшись на нее, я не смогла удержаться на ногах и уселась верхом, держась за небольшой выступ на голове глыбы. Я была не в силах сдвинуться с места и сказала, что если меня не снимут, то я останусь здесь навечно. Внезапно мне показалось, что мой «носорог» зашевелился, и у меня закружилась голова. Я выиграла пари, но весь мой азарт пропал. Мне было страшно, и мои спутники, остолбеневшие у подножия глыбы, усугубляли этот страх. С сестрой случилась истерика, а бедная Герар душераздирающе охала: «О Господи, моя бедная Сара! Ах, Боже мой!» И только художник спокойно делал свои наброски.

Тем временем, к счастью, собралась вся труппа, спешившая увидеть водопад. Аббе принялся меня упрашивать… Жарретт умолял… Но у меня по-прежнему кружилась голова, и я была не в силах пошевелиться. Наконец Анжело перепрыгнул через расщелину и, стоя на краю, попросил принести доску и топор.

— Браво! — воскликнула я со спины «носорога». — Браво!

Тотчас же принесли доску, старую, потемневшую от времени трухлявую доску, которая не внушила мне доверия. Топорик сделал зарубку в хвосте «носорога», и Анжело приладил доску, а Жарретт, Аббе и Клод навалились на нее с другой стороны. Проехав по спине глыбы, я вступила не без опаски на шаткую доску, такую узкую, что мне пришлось переставлять ноги след в след.

Я вернулась в гостиницу в лихорадочном возбуждении. Художник показал мне довольно смешные эскизы, которые он успел набросать, и, наскоро перекусив, мы поспешили к дожидавшемуся нас поезду. Вся труппа была уже в сборе.

Я уезжала, так и не повидав то место, где мой питсбургский друг нашел свой конец.

Наше большое путешествие подходило к концу. Это было мое первое путешествие, и поэтому я называю его большим. Оно продолжалось семь месяцев. Последующие гастроли длились от одиннадцати до шестнадцати месяцев.

После Буффало мы посетили Рочестер, Ютику, Сиракьюс, Олбани, Трой, Уорчестер, Провиденс, Ньюарк и ненадолго остановились в Вашингтоне, чудесном, но удручающе унылом в ту пору городе. Это был последний город на моем пути. Мы дали там два представления, которые прошли с замечательным успехом, и сразу же после ужина в посольстве отправились в Балтимор, Филадельфию и Нью-Йорк, где завершалось наше турне.

По просьбе творческой интеллигенции Нью-Йорка мы сыграли утренний спектакль. Выбор пал на «Принцессу Жорж».

О, это было прекрасное незабываемое представление. Ни одна деталь не ускользнула от наметанного глаза искушенной публики, состоявшей из актеров, актрис, художников и скульпторов.

По окончании спектакля мне вручили золотой гребень, на котором были высечены дата и имена большей части моих зрителей.

Я получила в подарок от Сальвини хорошенькую шкатулку из лазурита, а девятнадцатилетняя Мэри Андерсон, ослеплявшая своей молодостью и красотой, преподнесла мне небольшой медальон с надписью «Не забывайте меня!», выполненный из бирюзы. Я насчитала в своей гримерной сто тридцать букетов.

Вечером мы завершили гастроли спектаклем «Дама с камелиями». Меня вызывали на сцену четырнадцать раз.