Сара Бернар - Моя двойная жизнь

Как только на афишах появилось имя птицы-феи, билеты были тут же распроданы, причем по более высокой цене, чем предполагалось вначале. Думаю, она не пожалела о своем дружеском, товарищеском порыве, ибо уготованный ей триумф превзошел все ожидания. Студенты встретили ее появление громом аплодисментов. Помнится, она была немного удивлена, услышав, как они скандируют «браво» в ее честь, и вышла на авансцену, грациозно переступая своими маленькими ножками в розовых атласных туфельках. Ее можно было принять за птицу, которая не знает, взмыть ей ввысь или опуститься на землю.

Она была такой красивой и вся светилась радостью. А уж когда рассыпались жемчужные трели ее волшебного голоса, зал охватил самый настоящий психоз, зрители повскакали с мест. Студенты, взобравшись на свои кресла, размахивали платками и шляпами, их юные головы воспламенил огонь искусства, в их исступленных криках «бис» слышался молитвенный экстаз. И божественной певице приходилось петь снова и снова. Каватину из «Севильского цирюльника» Una voce росе fa [44] Букв. Недавно некий голос ( итал .). она пела три раза.

Я с нежностью благодарила ее. Она уехала в сопровождении следовавших за ее коляской студентов, под нескончаемые крики: «Да здравствует Аделина Патти!»

Благодаря этому вечеру мне удалось расплатиться со страховой компанией.

Тем не менее я была почти полностью разорена.

Меня охватывало отчаяние, ибо я чувствовала, что не смогу жить без комфорта и роскоши.

На несколько дней я переселилась к матери, но там было слишком тесно. Тогда я сняла меблированную квартиру на улице Аркад. Дом был печальный, квартира темной.

Я не знала, как справиться со всеми этими трудностями, и вдруг в одно прекрасное утро мне доложили, что пришел господин К., нотариус моего отца, тот самый человек, которого я так ненавидела. Я пригласила его войти, не переставая дивиться тому, что слишком давно не видела его.

Он сказал, что приехал из Гамбурга, что узнал из газет о постигшем меня несчастье и пришел предложить свои услуги. Несмотря на все свое недоверие к нему, я была растрогана и поведала ему драматическую историю пожара. Я не знала, почему загорелся дом. Между тем у меня были смутные подозрения в отношении молоденькой горничной Жозефины; несмотря на мои неоднократные наставления, она и на этот раз оставила горящий светильник на стоявшем в изголовье моей кровати, с левой стороны, маленьком комодике, где она обычно ставила графин с водой, стакан и саксонскую вазу, в которой всегда лежали два яблока, так как, просыпаясь по ночам, я обожаю есть яблоки. Окна в спальне не закрывались до тех пор, пока я не ложилась, и потому, когда открывалась дверь, начинался сильный сквозняк; наверное, как только она ушла, закрыв за собой дверь, кружевные занавеси на моей кровати вспыхнули. Иного объяснения этому внезапно начавшемуся пожару не было, а так как мне не раз приходилось делать выговор молоденькой служанке за ее небрежность, то я полагала, что и в тот вечер, торопясь лечь в постель из-за мучившей ее головной боли, она поступила именно так и даже не сказала, как делала это всегда, когда мне приходилось укладываться без ее помощи: «Мадам, все готово». Потому что обычно я вставала и сама шла проверять, все ли в порядке; уже несколько раз мне случалось убирать этот светильник. Но так уж, видно, было предначертано судьбой, и несчастью — о, не такому уж великому! — суждено было настичь меня именно в тот день.

— Значит, вы не были застрахованы? — спросил нотариус, выслушав мой рассказ.

— Нет, я должна была подписать страховой полис на другой день после случившегося.

— Вот как! — воскликнул юрист. — А я ведь слышал, будто вы сами себя подожгли, чтобы получить крупную страховую сумму.

Я пожала плечами: мне уже попадались такие намеки в газетах. К тому времени, несмотря на свою молодость, я привыкла не обращать внимания на разные домыслы.

— Ну что ж, в таком случае я постараюсь уладить ваши дела, — сказал господин К. — Отец завещал вам денег больше, чем вы думаете; а ваша бабушка оставила вам пожизненную ренту, и вы можете выкупить эту ренту за хорошую цену, если согласитесь застраховать вашу жизнь сроком на сорок лет на сумму двести пятьдесят тысяч франков в пользу покупателя.

Я согласна была на все, обрадовавшись такой неожиданной удаче И еще он сказал, что через два дня после своего возвращения пришлет мне сто двадцать тысяч франков, что он и сделал.

Этот маленький эпизод, составлявший, впрочем, часть моей жизни, я рассказала для того чтобы показать, насколько все происходящее с нами противоречит всякой логике и мудрому предвидению.

Ясно одно случившееся со мной несчастье подорвало мои жизненные надежды.

На деньги, полученные от отца с матерью, я устроила себе роскошное жилище. Некоторую сумму я оставила, и ее должно было хватить в качестве ежемесячного дополнения к моему жалованью на два года — этот срок я установила для того, чтобы добиться возможности потребовать себе очень большой прибавки жалованья. А теперь все это рушилось из-за глупой оплошности горничной.

У меня были богатые родственники и очень богатые друзья; но никто не протянул мне руку чтобы помочь выбраться из этой пропасти. Богатые родственники не могли простить мне того что я пошла в театр… А между тем, видит Бог, как я плакала, ступая на этот не добровольно выбранный мною путь.

Дядя Фор, правда, приходил иногда повидаться со мной к маме; но тетя не желала даже слышать обо мне И я тайком встречалась с кузеном, а иногда и с хорошенькой моей кузиной.

Богатые друзья считали меня безумно расточительной и не могли смириться с тем, что я не поместила свое наследство в безопасное место и не превратила его в надежную ренту.

Не без грусти пришлось принять мне скоропалительное решение. Я должна была ехать в Россию. Мне предлагали блистательный ангажемент. Я никого не стала посвящать в свои планы. Доверилась одной только госпоже Герар. Но эта идея с Россией приводила ее в ужас. Грудь у меня тогда была очень слабая, и холод был моим злейшим врагом.

Тем не менее решение было принято, как вдруг явился этот человек, чей алчный и хваткий ум придумал эту ловкую и выгодную (для него) комбинацию, снова менявшую всю мою жизнь.

Я сняла квартиру на Римской улице, на антресолях. Там было много солнца, и это особенно радовало меня. Было две гостиных и одна большая столовая.

Бабушку я поместила в приют, который содержали монахини и миряне. Бабушка моя была израильтянкой, она строго соблюдала все законы и ревностно выполняла предписания своей религии. Приют этот был очень комфортабелен. Она оставила себе свою служанку-бургундку и заявила, когда я приехала навестить ее, что ей гораздо лучше здесь, чем у меня.