Коллектив авторов - Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

Это, конечно, уже эпатаж, в духе «Утопии» канцлера Мора, где жениха и невесту раздевают донага и показывают друг другу, чтобы каждый из них знал доподлинно, с кем вступает в брак, и все же проект полковника Хэнгера – свидетельство того, что идея браков по взаимной склонности уже преодолела Ла-Манш и нашла приют в сердцах англичан.

Другим следствием того же процесса стала мода на браки «уводом», а точнее, совместные побеги в Шотландию, где влюбленных могли обвенчать быстро, тайно и без лишних формальностей. Разумеется, побег и тайный брак англичанам были не в новинку, но в конце XVIII века браки «уводом» превратились в своеобразный вид спорта, зрители даже заключали пари – удастся ли очередной юной чете добраться до Гретна-Грин – ближайшей деревушки на границе с Шотландией, где можно было обвенчаться без помех, или разгневанные родители сумеют поймать свою легкомысленную дочь. Другим приютом для влюбленных душ был остров Гернси. Для тех, кто желал попасть туда, в Саутгемптоне всегда стояло на причале небольшое судно, однако сильные шторма делали такое путешествие по-настоящему опасным. Напротив, поездка в Гретна-Грин была сродни увеселительной прогулке, и некоторые пары именно так ее и воспринимали. Уже знакомая нам Мэри Марта Шервуд рассказывает в своем дневнике о даме и кавалере, которые играли в одной пьесе роли сбежавших в Гретна-Грин любовников. В перерыве между репетициями мужчина неожиданно предложил: «А что, если нам действительно туда съездить?». Так они и сделали, однако ничего путного не вышло – новоиспеченные супруги прожили долгую жизнь вместе, но никогда особенно не любили друг друга.

Правда, английские романтики быстро внесли новую струю в изучение супружеской любви – они обнаружили, что романтическая любовь в браке быстро проходит. Байрон (правда, устами Дон Жуана) сравнивал любовь с вином, супружество – с уксусом, и заключал: «Не ладят меж собой любовь и брак!». А Перси Шелли (зять Мэри Уолстонкрафт, о чем та, к счастью, никогда не узнала, ибо умерла при рождении дочери) писал уже от своего имени «Любовь свободна! Обещание вечно любить одну и ту же женщину не менее абсурдно, чем обет всегда оставаться приверженцем одной и той же веры: такая клятва в обоих случаях исключает для нас всякую возможность познания». При этом он делает классическую мужскую ошибку – рассматривает женщину как предмет, пусть даже предмет сакральный, некоего идола, объект поклонения. Идол действительно остается неизменным, но женщина, будучи, по определению Марианны Бауэр, «умным мыслящим существом» способна не только сама развиваться, познавая мир, но и побуждать к развитию и познанию своего спутника жизни. Возможно, Марианна Бауэр смогла бы многому научить Шелли, если бы они встретились и если бы он был готов учиться.

Однако нам пора возвращаться к Шарлот и Элизабет – героиням «Гордости и предубеждения». Роман создавался в период между 1796 и 1813 годами, то есть как раз в то время, когда новое понимание любви и брака утверждалось в английском обществе. Шарлот явно привержена старым традициям и полагает, что «счастье в браке – дело случая». Элизабет (возможно, отдавая дань новым идеям, а возможно, просто руководствуясь здравым смыслом) полагает, что счастье в браке – результат серьезной предварительной подготовки, важнейшей частью которой является изучение характера будущего супруга и поиск «материала» для будущей любви. В романе Джейн Остин обоим представится случай реализовать свои убеждения на практике.

Джейн Остин родилась 16 декабря 1775 года в доме священника Джеймса Остина у его супруги Кассандры в Стивентоне, графство Хэмпшир.

«Остины были старинной семьей, чье процветание, как и процветание многих других виднейших семейств в Англии, было основано на торговле шерстью, одно время составлявшей там главную отрасль промышленности, – пишет Уильям Сомерсет Моэм в очерке, посвященном Джейн и ее романам. – Нажив большие деньги, они, опять-таки, как многие другие, накупили земли и со временем влились в ряды земельного дворянства. Но та ветвь семьи, к которой принадлежала Джейн Остин, очевидно, унаследовала очень малую долю богатства, каким владели другие ее члены. Положение ее постепенно ухудшилось».

Мужчины семьи Остин искали себе профессии, которые позволили бы им прокормить семью. Ее дед был врачом, отец – священником. Одно время он содержал частную школу для мальчиков, и детство Джейн прошло не только в компании собственных братьев, но и учеников отца. Представьте себе: дюжина мальчишек и только одна сестра. Неудивительно, что Джейн была сорванцом, не странно, что она полюбила сестру Кассандру всей душой.

Мать Джейн, урожденная Кассандра Ли, тоже была из семьи священнослужителей, приходилась племянницей основателю и ректору Тринити-колледжа в Оксфорде, кроме того, по словам Моэма, «у нее было то, что в моей молодости называли хорошими связями, другими словами – она… приходилась дальней родней семьям земельного дворянства и аристократии». Необходимость для мужчин искать работу, пусть даже речь шла о покупке прихода, понижала статус семейства Остин, родственные связи Кассандры его повышали. Кассандре было тридцать шесть лет, когда родилась ее младшая дочь – Джейн.

В семье было шестеро сыновей. Их всех, кроме слабоумного глухонемого Джорджа, учил отец, позже двое братьев – Джеймс и Генри – поступили в Оксфорд, планируя пойти по духовной стезе, двое – Фрэнсис и Чарльз – отправились служить во флот и начали свою службу в возрасте двенадцати лет. Главным везунчиком оказался второй сын Эдвард – его усыновил богатый родственник отца Томас Найт, и позже Эдвард унаследовал поместья своего усыновителя в Кенте и Хэмпшире.

Мать сама кормила Джейн, но в возрасте около полугода ее, как прежде остальных детей, отлучили от груди и отправили на полтора года в ближайшую деревню к няньке. Именно такой способ воспитания помогал Кассандре справляться со всей оравой. Впрочем, она навещала своих малышей каждый день и следила, чтобы за ними был хороший уход. Один из сыновей Остинов, Джордж, родившийся глухим и страдавший конвульсиями, так и остался в деревне под присмотром вместе со своим дядей, у которого были те же проблемы. Позже Джейн выучила азбуку жестов, чтобы общаться с братом.

Когда Джейн исполнилось семь лет, ее вместе с девятилетней Кассандрой отправили в пансион – очевидно, родители считали, что домашнее воспитание не может дать дочерям навыков, необходимых для будущего дебюта в свете и на ярмарке невест. Далее разыгралась «типично английская» история, хорошо известная нам по романам Бронте и Конан-Дойла: сыпной тиф, начальница пансиона скрывает эпидемию от родителей, они чудом узнают обо всем от одной ученицы и забирают девочек, спасая от неминуемой смерти.