Коллектив авторов - Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи

Но сейчас Мэри интересуется не только политикой. Ее сердце пробудилось и тоскует. Она – новичок в мире страстей, наивна и импульсивна. Весь здравый смысл, накопленный ею с годами, теперь бесполезен. И, заметив в глазах красивого мужчины толику сочувствия, Мэри скоропостижно влюбляется снова. Конечно, этим красавцем не был пятидесятипятилетний Томас Пейн. Нет, Мэри полюбила его друга – молодого американца Гильберта Имлея, отставного капитана, ныне занимавшегося во Франции торговлей лесом, начинающего писателя, автора трактата «Топографическое описание западных территорий Северной Америки». Гильберт не остался равнодушен к темным внимательным глазам симпатичной англичанки. Скромные платья Мэри носила с каким-то непередаваемым достоинством, казалась королевой, не подозревающей о своем высоком сане. Она не заискивала перед мужчинами, не льстила им, а, напротив, смотрела твердо и испытующе, словно говорила: «Покажи мне, что ты за человек». Получить ее одобрение представлялось делом чести. Ее походка, жесты, голос были полны сдержанной энергии, изобличали натуру страстную и волевую одновременно. Меньше всего эта статная женщина напоминала бабочку, или фею, или иное «прелестное создание». Она была красива очень земной красотой, на ее руках легко было вообразить ребенка, не возникало сомнений, что она способна защитить дитя от всех превратностей жизни. И самое главное, она как будто не отдавала себе отчета в том, насколько привлекательна. Гильберт не мог не влюбиться.

Они поселились за городом: в деревушке Нейль, в трех верстах от Парижа. Здесь была настоящая сельская идиллия для влюбленных: маленький дом, большой запущенный сад, жаркая летняя погода, теплые булочки на завтрак, стол в тени старого дерева, вино в бокалах… Они вместе разбивают огород. Имлей копает грядки, Мэри сажает георгины. Она учится готовить американские блюда, он, вдохновляемый своей подругой, работает над романом «Эмигранты», повествующим о жизни первопоселенцев в Америке. Ни дать ни взять Эмиль и София – идеальная супружеская пара из трактата Руссо. Все разочарования и горести прежних лет забыты. Мэри часто смеется, она полна благодарности и надежд. «Его нежность и добродетели двойной лентой обвивают мое сердце», – говорит она. Немного неуклюжий, старомодный, но искренний комплимент. И как хорошо, что во Франции теперь не обязательно регистрировать браки. Мэри рада, что может доказать Гильберту свое бескорыстие, показать, что только любовь влечет ее к нему, она не хочет связывать его брачными узами, не хочет становиться «плющом, обвившим дуб, растением-паразитом». Напротив, она готова помогать возлюбленному во всех его начинаниях, не требуя награды. И вскоре она чувствует под сердцем биение новой жизни – залог их будущего счастья с Гильбертом.

А вокруг них раскручивается неумолимый водоворот Французской революции, новости все неожиданнее и тревожнее, крови льется все больше.

В августе 1792 года Жан-Поль Марат призвал всех граждан расправиться с контрреволюционерами. Утром 2 сентября по Парижу пронесся слух, что прусские войска взяли Верден, и теперь путь к столице Франции для них открыт. Одновременно по всему городу шли разговоры, что в тюрьмах, куда в последние дни свозили «подозрительных» – священников и аристократов, будет организован мятеж. Парижане принимают постановление, в котором заявляют: «Нет иного средства избежать опасностей и увеличить рвение граждан для отправки на границы, как немедленно осуществить скорое правосудие над всеми злоумышленниками и заговорщиками, заключенными в тюрьмах». В монастырях и других местах заключения начинается резня. Озверевшие «граждане» расстреливают, закалывают, вешают заключенных. Гнев толпы уравнивает всех: погибает ближайшая подруга Марии Антуанетты принцесса де Ламбаль и 35 проституток, заключенных в больнице Сальпетриер, убиты бывший министр Монморен, первый камердинер короля Тьерри и 289 человек, содержащихся в Консьержери за незначительные уголовные проступки типа подделки ассигнаций. Расстреливают из ружей священников, не присягнувших власти, расстреливают из пушек 200 душевнобольных, нищих и бродяг в тюрьме Бисетр. Всего в этот день погибло более тысячи человек. Волна погромов проносится по провинции.

21 января 1793 года после судебного процесса был казнен Людовик XVI.

Марат, которого некоторые обвиняли в случившемся, был убит 13 июля 1793 года. Его убийца, дворянка Шарлотта Корде, проникла к нему, сказав, что принесла новый список «врагов народа».

В Ванде и Бретани, а затем в Тулоне и Лионе начинается контрреволюционное восстание. При усмирении восставших в Тулоне особенно отличился молодой корсиканский капитан Буонапарте. Он блестяще спланировал операцию по захвату ключевого форта и со знаменем в руках под обстрелом первым выбежал на мост, ведя за собой солдат.

В Конвенте теперь заправляет Робеспьер, прозванный Неподкупным. Он яростно расправляется со своими политическими врагами, отдает приказы о массовых казнях «врагов революции». Гильотина работает без устали. Количество убитых – от 16 000 до 40 000.

16 октября 1793 года была убита Мария Антуанетта. Незадолго до этого революционное правительство ввело новый календарь, так что если король умер 21 января, то королева отправилась на гильотину уже 25 вандемьера – месяца сбора винограда– II года республики.

3 ноября 1793 года по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре была казнена Олимпия де Гуж. Ее казнь прошла, разумеется, с гораздо меньшей помпой, чем королевская, но все же не осталась незамеченной. Газеты писали: «Олимпия де Гуж, одаренная экзальтированным воображением, приняла свой бред за внушение природы и кончила тем, что усвоила планы изменников… она была матерью, но она обрекла природу на заклание, пожелав возвыситься над нею; желание быть ученой женщиной довело ее до забвенья своего пола, и это забвенье, всегда чреватое опасностями, привело ее к смерти на эшафоте».

7 мая 1794 года Робеспьер ввел культ Верховного существа, то есть совершил поворот от атеизма и культа Разума первых лет революции назад, к религии. В июне в Париже состоится многотысячный праздник в честь этого Верховного существа. Но для Мэри сейчас важнее совсем другое существо: 14 мая 1794 года, или 25 флореаля – месяца цветов – III года республики рождается ее дочь от Гильберта. Малютку называют Френсис в честь умершей подруги Мэри и записывают под фамилией отца: революционное законодательство позволят сделать это, даже если между родителями не заключен брак – спасибо Олимпии де Гуж!

Впрочем, материнство не сильно изменило Мэри: младенцы были ей не в диковинку, она умела с ними управляться. Она пишет друзьям: «Моя малышка начинает сосать настолько МУЖЕСТВЕННО, что ее отец нахально утверждает, будто она напишет вторую часть „Прав женщины“». Гораздо больше ее беспокоили постоянные долгие отлучки Имлея. Нет, она не подозревала его в чем-то дурном! Мэри знала, что из-за блокады английским флотом французских портов торговля лесом шла из рук вон плохо, и Имлей метался по всей стране в поисках хоть сколько-нибудь выгодных контрактов. Но она так беспокоилась за него и так устала ждать от него вестей!