Николай Шмелев - В лучах прожекторов

Видимо, ни одна воинская часть не обходится без таких весельчаков и остряков, как наш Скочеляс. А может быть, наш Миша был прообразом главного героя поэмы Александра Твардовского — «Василий Теркин». Кто знает? Но одно верно: Скочеляс стал любимцем полка.

Не спеша, под шутки Скочеляса подошли к командиру звена.

— Сегодняшняя цель — переправа у Рамушева, — уточнил он.

Мне стало не по себе. Идти туда с неопытным, ни разу не летавшим на боевое задание штурманом — дело рискованное.

— Разрешите мне сегодня пойти на задание с Пахомовым, — обратился я к командиру эскадрильи.

— Выполняйте задачу с Самсоновым. И вообще я не стал бы на вашем месте обижать своего будущего штурмана. Вам ведь с ним придется летать не один раз.

За многие месяцы боев у нас выработалась определенная тактика бомбометания. Мы уже знали приемы борьбы с ночными истребителями, умели бомбить цели, прикрытые зенитными орудиями, пулеметами и прожекторами.

Каждый летчик сработался со своим штурманом. За это время я летал со многими: Пахомовым, Образцовым, Зайцевым, Рубаном. Мы понимали друг друга и хорошо знали проверенную на боевом опыте авиационную пословицу «Летает не летчик, а экипаж». Теперь придется срабатываться с новеньким.

Я стоял у самолета и размышлял. Как поведет себя новичок? Этот девятнадцатилетний, чернобровый, с большими глазами, украшенными длинными ресницами, Шурик, который и двигался робко, вроде кого-то стеснялся все время. Не растеряется ли? Но чтобы не показывать товарищу свои сомнения, попросил его:

— Ну-ка, опробуй пулемет.

Самсонов снял фуражку, положил ее на сиденье, быстро забрался в кабину, повернул пулемет и дал две короткие очереди.

— Пулемет исправен, товарищ командир!

— Отлично! Проверь подвеску бомб, показания приборов и будем выруливать…

Шурик все осмотрел, а техник Сипин доложил о готовности самолета. Через некоторое время взлетели и пошли к цели.

На высоте двух тысяч метров подошли к линии фронта. Слева и справа заметались по небу лучи прожекторов. Разноцветные ленты трассирующих снарядов поползли вверх. Но на подходе к Рамушеву пока было тихо. Ни стрельбы, ни прожекторов. Впереди река. А вот и переправа…

— Штурман, видишь? Будем заходить на цель…

Убрал газ и стал планировать. Бесшумно вывел самолет на переправу, и Шурик сбросил бомбы.

Тут же начали стрелять зенитки. Три прожектора вцепились в наш У-2. Развернул самолет.

— Шурик, дай по прожекторам.

Очередь за очередью выпускает штурман. Один из прожекторов погас. Надо скорее уходить из этой световой ловушки. Хочу развернуть самолет. Жму на педаль, она подозрительно легко поддается вперед. И вдруг самолет начинает поворачиваться совсем в другую сторону. Находясь под обстрелом, в лучах прожекторов, я не сразу понял, что случилось. С большим трудом перевел машину в глубокий левый крен и этим прекратил ее вращение.

Наконец самолет вырвался из объятий ослепляющих лучей.

— Шурик, ты, кажется, перебил ножное управление, когда стрелял по прожекторам…

Шурик молчал. У-2 продолжал полет с глубоким левым креном и терял высоту. Я решил чуть-чуть уменьшить крен, чтобы взять курс на станцию Пола. Как только это сделал, самолет резко повело вправо, и виток за витком он начал вращаться все быстрее и быстрее.

Пришлось вновь перевести машину в глубокий левый крен. Вращение прекратилось. Мотор работал на полных оборотах. Пока я маневрировал, машина еще раз попала в лучи прожекторов. Опять огненные струи пуль потянулись к нам. Оставался один выход — немедленно к земле. Резко повел самолет со снижением и вырвался из слепящих лучей.

Так с глубоким левым креном и подошли на высоте примерно ста метров к станции Пола.

— Шурик, может, до Толокнянца дотянем, а?

— Попробуй, — послышалось в переговорном устройстве.

Но самолет слушался меня все хуже. Вот он снова вращается вправо. Увеличиваю крен. Это ведет к быстрой потере высоты. Совсем рядом мелькают крыши домов. Справа вижу большую поляну, окруженную высоким ельником. Решаю садиться на нее.

Большие лужи блестели при лунном свете, облегчая определение высоты и направления. Над самой землей пробую вывести самолет из крена, чтобы не врезаться плоскостью, но он тут же рванулся вправо, ударился крылом о дерево, потом «клюнул» носом в землю… Вылез я из кабины:

— Эх, Шурик, угробили машину.

Трудно описать состояние сбитого летчика. Плакать хотелось.

Подошли к изуродованному хвосту и стали осматривать. Стальные тросы, соединяющие педаль с кронштейном руля поворота, перебиты, концами они врезались около ободка в руль и отклонили его до отказа вправо. Отсюда и непрерывное вращение самолета.

Шурик Самсонов сосредоточенно осматривал тросы, которые решили судьбу самолета, и вздыхал. Чувствовалось, что он глубоко потрясен происшедшим. А мне было очень жалко самолет. Новый, с хорошим мотором, он свободно с полной бомбовой нагрузкой набирал высоту до 2500 метров.

— Сними пулемет, часы и пойдем в Толокнянец, — сказал я штурману.

Внезапно в темноте послышались голоса, заставившие нас насторожиться. Не сговариваясь, выхватили пистолеты. Послышался щелчок — это Шурик взвел курок.

— Шурик, тихо! — притронулся я к его плечу. — Стой! Кто идет?

В ответ совсем рядом послышался громкий бас:

— Ты что, сдурел?

К нам подошли несколько бойцов.

— Мы зенитчики, мост через реку Пола охраняем. Увидели, что вы упали, пришли помочь, — наперебой говорили они.

— Спасибо, спасибо, какая уж тут помощь, видите, что осталось, хорошо, что сами-то живы…

Разбитый самолет сдали под охрану зенитчикам и направились на станцию.

Зайдя в один из домов, где располагался штаб воинской части, сообщили в полк, что сбиты и утром будем в Толокнянце, куда попросили прислать самолет.

Шли довольно долго, вначале еще разговаривали, потом замолчали.

Не до разговоров было.

Вот и Толокнянец. Зашли в дом, где раньше размещалась наша эскадрилья, постучали. Хозяйка, увидев нас, запричитала:

— Как же вы попали сюда среди ночи, мои милые? Живете-то как, родненькие? Все живы у вас?

— Живы, живы, тетя Маша. Вот только мы чуть не угробились.

Дома не усидеть. Вышли на крыльцо. Светила луна. В небе был слышен рокот пролетающих У-2. Они шли один за другим на боевое задание. Тяжело слушать, как летят друзья, зная, что у тебя была машина, а ты ее разбил!

Утром в Толокнянец прилетели два самолета и доставили нас в полк.

К месту аварии направили комиссию. Через несколько дней она доложила: тросы перебиты осколками зенитного снаряда. Значит, напрасно я подозревал, что их перерезал Шурик очередью своего пулемета.

Разыскал его, извинился.